Скорее всего, ККБ не станет утруждать себя поисками. Смысла нет: дом все равно отойдет одному из банков корпорации. А если исчезновением Тоби кто-нибудь заинтересуется — например, академия: где она, не больна ли, не попала ли в аварию, — ККБ распустит слух, что ее в последний раз видели в обществе известного сутенера, набирающего свежее мясцо. Этого логично было ожидать: молодая девушка в отчаянном положении, без каких-либо связей, без гроша, ни тебе наследства, ни счета в банке. Люди покачают головой — жаль, но что поделаешь, и по крайней мере у нее есть что-то на продажу — собственное юное и свежее тело, так что с голоду она не помрет, и никто не обязан чувствовать себя виноватым. ККБ всегда пользовалась слухами вместо действий, если эти действия стоили денег. Корпорация не забывала о финансовой эффективности.

Что же до отца, все решат, что он сменил имя и исчез в каком-нибудь плебсвилле пострашней, чтобы не платить за похороны жены деньгами, которых у него нет. Такое случалось каждый день.

После отцовской смерти Тоби пришлось нелегко. Она, конечно, спрятала улики и умудрилась исчезнуть, но все же оставалась вероятность, что ККБ попытается получить с нее долг отца. У Тоби не было денег, но, по слухам, ККБ продавала должниц в секс-рабыни. Тоби решила: если уж придется зарабатывать на жизнь своим телом, нужно хотя бы самой распоряжаться заработанным.

Ее личность, считай, сгорела, а на новую у нее не было денег — даже на самую дешевую, без подмеса ДНК и изменения кожи и волос. Поэтому она не могла устроиться на легальную работу — все они контролировались корпорациями. Но если опуститься достаточно глубоко — туда, где исчезают имена и все биографии оказываются враньем, — ККБ не станет озадачиваться поисками.

У Тоби было отложено немного денег со времени работы официанткой, и она сняла крохотную комнатушку. Собственная комната означает, что твои скудные пожитки не украдет какой-нибудь жуликоватый сосед. Комната была на верхнем этаже офисного здания — настоящая ловушка в случае пожара — в одном из худших плебсвиллей. Он назывался Ивовая Поляна, но местные жители прозвали его Отстойник, потому что там скапливалось всякое дерьмо. Ванная и туалет у Тоби были общие с шестью нелегальными иммигрантками из Таиланда, которые держались тише воды ниже травы. По слухам, ККБ решила, что депортировать нелегальных иммигрантов слишком дорого, и действовала по методу фермера, обнаружившего в стаде больную корову: пристрелить, закопать и сделать вид, что ничего не было.

Этажом ниже располагалась скорняжная мастерская, где шили дорогие шубы из меха вымирающих животных. Называлось оно «Смушка». Официально они торговали костюмами для Хеллоуина, чтобы обмануть активистов из обществ защиты животных, а в задних комнатах дубили шкуры. Ядовитые пары уходили в вентиляцию; Тоби пыталась затыкать вентиляционное отверстие подушками, но все равно в ее каморке воняло химией и тухлым жиром. Иногда внизу кто-нибудь рычал или блеял — животных забивали прямо там же, потому что клиенты не желали получить козу под видом орикса или крашеный волчий мех вместо росомахи. Они хотели выпендриваться с полными на то основаниями.

Освежеванные туши продавали в сеть ресторанов «С кровью». В общем зале ресторана подавали говяжьи бифштексы, баранину, оленину, мясо бизона — с удостоверением от ветеринара, что животное было здорово и мясо можно есть слабо прожаренным, чем якобы и объяснялось название ресторана. Но в частных банкетных залах — допуск только для членов клуба, кого попало не принимают, с вышибалой на входе — можно было попробовать мясо животного вымирающих видов. Ресторан греб деньги лопатой; одна бутылка вина из тигровых костей стоила как горсть бриллиантов.

Строго говоря, торговля мясом вымирающих видов была незаконной — за это полагались высокие штрафы, — но очень выгодной. Люди, живущие по соседству, все знали, но у них были свои заботы, да и кому такое расскажешь, не рискуя? Карманы внутри карманов, и в каждом торчит рука ККБ.

Тоби устроилась меховушкой: дешевый поденный труд, документов не спрашивают. Меховушки надевали костюмы животных: тело из искусственного меха, голова из папье-маше — и ходили с рекламными листовками в торговых центрах подороже и по улицам, где располагались бутики. Но в меховом костюме было жарко и влажно, и обзор ограничен. За первую неделю на Тоби три раза нападали фетишисты, которые сбивали ее с ног, переворачивали большую голову назад, чтобы Тоби ничего не видела, и начинали тереться тазом о ее мех, издавая странные звуки — Тоби смогла опознать разве что мяуканье. Это не было изнасилованием — ведь они даже не коснулись ее тела, — но было очень неприятно. Кроме того, Тоби было противно одеваться в костюмы медведей, тигров, львов и других вымирающих животных, а потом слушать, как их убивают этажом ниже. Так что она бросила эту работу.

Один раз ей удалось неплохо заработать, продав волосы. Генные инженеры со своими париковцами еще не уничтожили рынок натуральных волос, это случилось лишь несколькими годами позже. Поэтому все еще существовали «охотники за скальпами», готовые купить волосы у кого угодно, без вопросов. Тогда у Тоби были длинные волосы, и, хоть она и была шатенкой — не лучший вариант, блондинкам платили больше, — все же ей удалось выручить неплохую сумму.

Когда деньги, вырученные за волосы, кончились, Тоби стала продавать свои яйцеклетки на черном рынке. Молодые женщины могли заработать большие деньги, продавая яйцеклетки парам, которые либо не могли заплатить нужную взятку, либо действительно настолько никуда не годились, что ни один чиновник не продал бы им лицензию на родительство. Но этот трюк ей удался лишь дважды, потому что во второй раз игла, которой брали яйцеклетку, оказалась грязной. В то время торговцы яйцеклетками еще оплачивали лечение, если что-то шло не так; но все равно Тоби проболела месяц. Когда она попробовала сдать яйцеклетку в третий раз, ей сказали, что у нее были осложнения: теперь она не сможет сдавать яйцеклетки, и, кстати говоря, детей у нее тоже не будет.

До тех пор Тоби и не знала, что хочет детей. В академии Марты Грэм у нее был бойфренд, который время от времени заговаривал о браке и детях — его звали Стэн, — но Тоби всегда отвечала, что они еще слишком молоды и у них нет денег. Она изучала «Холистическое целительство» («Лосьоны и зелья», как называли этот предмет сами студенты), а Стэн — «Проблематику и четверное креативное планирование активов». Он хорошо успевал по этому предмету. Его семья была небогата (иначе он не стал бы учиться в третьесортном заведении типа Марты Грэм), но он был честолюбив и твердо намеревался преуспеть в жизни. Если выдавался спокойный вечер, Тоби делала ему массаж с плодами своих учебных опытов — цветочными маслами и настоями трав. За этим следовал раунд стерильно чистого, пахнущего лекарственными травами секса, а потом душ и порция попкорна (без масла и соли).

Но когда у семьи Тоби началась черная полоса, Тоби поняла, что больше не может позволить себе быть со Стэном. Она также знала, что ее студенческие дни сочтены. Поэтому она просто оборвала контакты. Она даже не отвечала на эсэмэски, полные упреков: он хотел создать семью из двух хорошо оплачиваемых специалистов, а Тоби сошла с дистанции. Она сказала себе: лучше отрыдать сразу.