Удивительно, но при вечной готовности сорваться с места задолго до выстрела стартового пистолета Лиза Шелковникова не терпела в собственной жизни отсутствия традиций. И в чужих жизнях тоже. То есть терпела, но злилась очень. За ней невозможно было угнаться, но легко застать. В постели, душе, сауне, за чаем, за обедом, на прогулке – ежедневно в одно и то же время. При этом ей было наплевать, на чем спать, каким гелем пользоваться, что есть и по каким районам мотаться.

Машка, к примеру, рано наловчилась договариваться о «секретных» звонках, когда мать точно не могла ничего услышать, и визитах, когда не могла ничего увидеть. Поэтому велела Игнату Смирнову звонить ровно в десять утра. И только услышав в трубке его поставленный баритон, очнулась и поняла, что Лиза ушла дефилировать по окрестностям.

Связанный с едва знакомой, выбранной ему девушкой только вибрациями голосовых связок, молодой артист понял, что они ему очень нравятся на слух. Задорная искренняя девчонка, рада с ним общаться без кокетства и пошлости. Женский какой-то голос. Он такой тембр слышал у хороших актрис, независимо от возраста – будто они тебя по проводу насквозь видят и принимают, какое там, любят всяким. У Елены был похожий. Ох, добилась своего, ведьма. Вот он с девочкой болтает, а думает только о ней. Ему теперь ни на миг не расслабиться. Всегда будет ощущение подвига Елены ради. И все-таки голос Маши завораживал.

– Ты не психиатр? – насторожился Игнат. – Гипноз на расстоянии не практикуешь?

– Да у меня второй курс! Я только что анатомию сдала.

– Удачно?

– Пятерка. Я вообще отличница. Из школы ничего, кроме золотой медали, не вынесла.

– Страшный человек.

Посмеялись. Еще раз договорились о свидании. Трубку первой положила она. Игнат Смирнов не испытал ни сожаления, ни воодушевления. Маша же впала в бесчувственность, как в сугроб с торчащим на пути головы деревом.

Игнат снова размечтался о Елене Калистратовой. Вот выдержит все с этой Машкой, приползет на коленях и спросит: «Леночка, ты меня проверяла? Не нужна мне молодая, высокая, стройная, отличница. Только ты – злая, жестокая, прекрасная, даром отдавшая меня в рабство. Продала бы, я знал бы, что какой-то твой каприз выкупаю. Нет, все не так. Люблю. Хочу. Дождусь. Не пойду завтра с Машей. Но ведь ты расстроишься. Леночка-а-а…» Проревевшись, Игнат Смирнов умылся и отправился на съемку второго своего сериала.

Тем временем в кабинет к Эдуарду Шелковникову входила заказчица. И, случись Елене Калистратовой увидеть его восхищенное и мечтательное лицо, она, вероятно, сама отменила бы встречу Игната с Машей. И все получилось бы иначе. Но чего не видим, того для нас не существует. О чем только слышим, существует лишь наполовину. И так далее.

Лиза Шелковникова упруго двигалась по пересеченной местности. Это было чревато, потому что голова ее редко была занята ориентированием в пространстве. Люди творческих профессий много думают обо всем сразу и ни о чем от избытка свободного времени. Мысля, они функционируют, как станки. И не умеют себя выключать. Это всегда делает кто-то или что-то извне.

На сей раз Лиза рассуждала конкретно. Эдик явно возвращаться собирается. С такой болью вслед смотрел последний раз в кафе, что спина чесалась. Понять можно – обрюзг, устал, мотор нужен. Чтобы не хнычущим голосом спрашивали: «Милый, куда пойдем?» – и во всю ивановскую орали: «Чего разлегся? Встал быстро и… ну, хоть в зоопарк»: он очень любит живность. Плюс к тому Эдуард – хороший отец. Ребенка двухлетнего бросил, но отец хороший. Только как ему втолковать, что девочки, из-за которой он однажды набросился на педиатра, больше нет. Красотка почти двухметрового роста, которая неделю назад себе на кольцо даже мелочь у него из бумажника вытряхнула, – есть. А той нет. Внуков он чует, что ли? Так разве Лиза будет препятствовать контактам? Только поблагодарит. Но ей самой он не нужен… Бац! Это был незамеченный вовремя фонарный столб. Лиза на него не обиделась – столкнулись кстати. Ход размышлений особенно плавно меняет направление при соприкосновении лба с твердым предметом.

И писательница занялась дочерью. Неужели вот так взяла и встретила парня? И никто не знакомил? Чудеса. Сама рано начавшая Лиза уже беспокоилась за свою великовозрастную девственницу. Маша всегда только училась. Так спокойнее, но все ли у нее с ориентацией в порядке? Есть, в конце концов, зов природы, и акселераты нынешние его рано слышат, с какой бы стороны ни звучал. Лиза постоянно намекала Маше на «секс вовремя». На осторожные вопросы матери дочь безмятежно отвечала:

– Просто так трахаться мне некогда. Любви, когда обо всем забываешь, никак не случается. Молодые, которые лезут под юбку, все поголовно нищие. У таких брошенные дети – вместо визитной карточки. Мне это надо?

Лиза успокаивалась. Ничего страшного, просто умница растет. То есть выросла. И ее опять несло:

– Доченька, Машенька, знаешь, в чем твои проблемы? К тебе мужчины боятся приблизиться – смысла не видят. Тело фотомодели, модная одежда и ну такое строгое, такое чисто-наивное личико. Нормальному мужику в голову не взбредет, будто ты можешь быть свободна. Ты уж веди себя как-то пококетливее.

– Мам, ты такую байду даже в романах своих не пишешь. А мне считаешь возможным говорить! – зверела Машка.

– Капельку поигривее. – Лиза обидчивой не была. Сказала дочь, что чего-то такого отрицательного не пишет, – уже комплимент.

– А СПИД и гепатит? Вознесенский сказал, что любовь умерла, когда презерватив стал обязательным для Ромео и Джульетты. Или ты только с Пушкиным соревнуешься, а остальных пиитов для тебя не существует?

Лизе надоели напоминания о том старом пьяном скандале. Начни реагировать – со свету сживет родная же дочь. Поэтому она всегда усмехалась. Машка считала ее веселой и светлой, а у матери подолгу болела ранка на месте содранного с памяти струпа.

– Но необходимо разок замуж сходить и, если не понравится, вернуться. Брак, Машка, – это не штамп в паспорте, а ни с чем не сравнимое состояние души и тела. Как подводное плавание: словами не выразишь, а нырнуть необходимо.

– Зачем?! – уже орала Машка.

Взрывная Лиза хлопала дверью.

Опять же удивительно: греша нудноватостью своих текстов и обладая тяжелой склонностью к повторениям сказанного, Лиза не выносила чужих сказок про белых бычков. Темперамент навязывал действия. Однажды, уловив из слов приятельницы, что в ее лечении время – жизнь, Лиза даже просьбы не выслушала. Задействовав неимоверные связи и оставшись должна кучу денег, перевела ту из хорошей больницы в прекрасную. И лишь через сутки выяснилось: женщина после долгой преамбулы всего лишь собиралась просить содействия, чтобы ее из первой, хорошей больницы на денек домой отпустили – внук родился…

Ширк… На сей раз боком о скамейку. Лиза Шелковникова неприязненно оглядела ее и села, как на пыточный агрегат. Как ни странно, ножи из него не повылезали, и бедняга чуть-чуть расслабилась. «Очень травматично сегодня гуляю. Пойду на бульвар», – решила она.