— С удовольствием! — ответил я, вспомнив, чему меня учили в воскресной школе. — Мне без сахара. Спасибо!

Девушка вновь исчезла. В следующие две минуты я снял плащ и украдкой заглянул в лежащий у меня на столе номер «Блинга».

— Меня зовут Джеки, — сказала она, протягивая мне чай. — Я забыла, сколько тебе сахара, и положила полторы ложки.

— Спасибо.

Я поставил чашку на стол и представился:

— Годфри.

— Да, знаю. Новый помощник редактора. Я выпускающий редактор «Блинга» и «Фрота».

Мы чинно пожали друг другу руки, и меня до костей пробрало холодом. Отродясь не встречал такой девушки! Накрахмаленная и тоску наводит. Работает в порножурнале, а с виду — усиленный вариант Джейн Остин. Представьте себе эту писательницу идущей к зданию парламента и кричащей на ходу в здоровенный мегафон, из-за которого не видать лица. Джеки протянула мне последний номер «Блинга» и спросила, видел ли я его. Я не видел, но даже если бы он у меня и был, то Джеки я рассказал бы об этом в последнюю очередь.

— Журнал недавно переоформили, и теперь он выглядит очень мило. Взгляни, — настаивала она, а сама тем временем осторожно за мной наблюдала.

Я пролистал номер, старясь показать, что мне все нипочем, а Джеки заглядывала мне через плечо. Разглядывать порножурнал в компании с девушкой мне довелось впервые в жизни. Особенно с девушкой из «Семейки Адамсов», да еще встреченной только пять минут назад. Плюс ко всему я был трезв как стеклышко. Короче, никому не советую идти по моим стопам.

— Эта девушка…

Джеки остановила меня. Весь разворот занимала брюнетка с закинутыми за уши ногами.

— Это Таня, она снимается у нас постоянно. Ей посвящено столько читательских писем, но я не знаю… Она такая уродливая! Ладно, не уродливая, а… Как бы это сказать… Неинтересная!

Джеки была совершенно серьезна. Мне вот, например, было очень даже интересно. «ГДЕ У МЕНЯ БРЕШЬ? ОТЫЩИ!» — предлагала Таня. Или не она, а мой предшественник, автор текста.

— Ты другого мнения? Скучная какая-то, правда? А щелка у нее — просто ужас!

И покачала головой. Мне даже показалось, что сейчас она для сравнения предъявит свою. Вдруг я подумал, что местные работники могут сильно различаться по части щепетильности.

— Боже! Ужасно, ужасно… — откликнулся я, дымясь от смущения. — Когда все собираются?

— Как только сподобятся! — фыркнула Джеки. — Я-то всегда прихожу ровно в десять, а им то ли все равно, то ли еще что. Надеюсь, ты не такой!

— Нет, что ты! — успокоил я ее и сам себе не поверил.

На мое счастье, пришла еще одна наша коллега. Она бросила плащ на соседний с Джекиным стол и поплелась в нашу сторону. Потом спросила:

— Нормально?

— Это Мэри, выпускающий редактор «Эйса» и «Бэнгерз!» Познакомься, это Годфри.

Дипломатические обязанности Джеки уверенно взяла на себя.

— Нормально, — повторила Мэри, глядя на меня отсутствующим взглядом.

Мэри находилась на противоположном конце «радостного спектра». Конечно, это только первое впечатление, но если бы мне кто-нибудь рассказал, что Мэри предложили закурить, или выпить, или съесть пирог со свининой, или взять за щеку, а она отказалась, я бы очень удивился.

— Как провела выходные? — спросила ее Джеки.

— Нормально, — ответила Мэри, продолжая глазеть на меня.

— Встречалась с Данканом?

— Нет.

Ее запас слов вот-вот должен был иссякнуть.

— Мы с мамой ходили по магазинам.

— Правда? И что же вы купили? — спросил я, будто мне интересно.

— Несколько трусов и карандаш, — ровно ответила Мэри.

— Зачем тебе карандаш? У нас их и так девать некуда! — удивилась Джеки.

— Нет, для глаз.

И Мэри показала на свои глаза. А потом перевела эти глаза на журнал у меня в руках и сделала то же замечание:

— Это Таня? Манда у нее — просто ужас. Вся какая-то изуродованная. Кошмар.

— Мэри! Разве можно так выражаться? — вскинулась Джеки.

— Но я ведь права, ты сама так говорила, — настаивала Мэри.

— Зато я не произносила слова на «м». Что за ужасное слово!

— Какое? «Манда»?

— Мэри, прекрати! Это неприлично!

— Почему? Все так говорят.

— Вовсе не обязательно брать с них пример. Ты должна быть выше этого!

— У меня больше прав говорить «манда», потому что в отличие от остальных она у меня есть.

И Мэри показала у себя между ног — коротких и толстых.

Беседа пошла своим чередом, хотя вспоминать дальше мне неохота. Они отошли от моего стола, и я наконец-то был предоставлен самому себе. Следующие полчаса я аккуратно складывал коробки на пол, а заодно убрал с «Рабочего стола» ту картинку.

Теперь, листая «Блинг», я чувствовал себя несколько свободнее. Надо было оценить новое оформление журнала, но все как-то не получалось: сиськи и задницы мешали сосредоточиться. Я отложил журнал и потом еще долго ерзал на стуле в ожидании остальных незнакомцев, собаку съевших в порнографии.

Несколько из них нарисовались к половине одиннадцатого. Сердито на меня глянув, они занялись каждый своим делом. И только без десяти одиннадцать появился некто и сел за дизайнерский стол рядом со мной. Он казался гораздо старше тех, кого я встречал до сих пор, — на мой взгляд, ему было лет пятьдесят. Измученный, с трудом соображающий, будто ночь провел в придорожной канаве.

— Ты кто? — Лоб незнакомца избороздили морщины.

— Годфри Бишоп, — представился я и протянул руку, но тот уже отвернулся к компьютеру.

— Новенький?

— Нет, я работаю здесь не первый год, просто все это время сидел под столом.

Похоже, здесь принято не смотреть, а пялиться.

— А… — сказал он как ни в чем не бывало. — Меня зовут Роджер. Я дизайнер. Будешь работать в «Блинге»?

Я ответил утвердительно, а потом спросил:

— Ты сам-то в каком журнале?

— В каком? В каких! Суки… Я делаю «Блинг» и «Фрот», — пробормотал он. — Гадство! Я один такой! Другие дизайнеры выпускают только один журнал. А я уродуюсь в двух! Это честно? Вот ты скажи! Где еще дизайнера могут заставить выпускать два журнала? Пидорасы… Как меня это все достало! Два сраных журнала… А платят? Как плакат нужен или там приложение какое-нибудь — к кому они обращаются? К Дону, у которого только один журнал в двадцать с чем-то страниц, меньше любого моего? Нет, они идут ко мне. Нашли дурака… Знаешь что? Вот я тебе сейчас скажу… Затрахали, суки!

Роджер повернулся ко мне спиной и вынул бутерброды. Он не замолкал еще минут десять. В конце концов в нашем углу опять стало тихо.