class="p1">Смотрела затравленно, будто зверёк, озиралась и всё ещё щурилась — теперь от явного переизбытка наших совместных отражений в стенах и потолке. Вот уж чего я никак не мог предсказать, украшая нору назло привычкам чу-ха, так это того, что когда-нибудь нас тут станет двое…

Присев на колени, я без лишней резкости поднёс стакан к её губам. Попросил негромко, даже не представляя, понимают ли меня:

— Осторожно и мелкими глотками.

Она покосилась на питьё, на меня, снова на стакан, определённо не улавливая сказанного, но догадываясь о его смыслах. А я вдруг вспомнил, как давным-давно в недружелюбной пустыне, вокруг захваченного в плен манкса впервые перешёптывались жуткие Стиб-Уиирта, медленно, предательски медленно позволяя добыче осознать, что той доступна суть их обсуждений.

Я снова приблизил стакан к пухлым губам, и на этот раз их обладательница не попыталась отстраниться. Придвинувшись ближе, я бережно придержал за затылок (ещё раз невзначай ощупав шею в поисках лючка или скрытого разъёма), и на этот раз девушка сделала несколько крохотных глотков.

Спросила, безжалостно коверкая нихонинди:

— Где есть мать матери?

Отставив стакан, я вздохнул и вытер вспотевшие ладони о полы халата.

— Не очень понимаю, о чём ты, дорогая…

— Она посылать? Ты есть тот, кому послать мать моя матери?

— Тот же ответ, детка… — Я пожал плечами и печально улыбнулся.

Карие глаза распахнулись, словно девушку посетила внезапная догадка:

— Закончиться? Всё стало закончиться?

— Ох, подруга, — покривился я, надеясь, что это выглядит дружелюбно, а вовсе не саркастично, как ощущал сам, — боюсь, всё только начинается… Сисадда?

— Где это было что корень? — не сдавалась она, наседая с расспросами.

Акцент в её речи становился мягче, но спотыкался о странные слова, да и те давались с трудом, будто проснувшейся приходилось пробиваться через препятствия.

— О чём ты, детка? — Я развёл руками. — Не понимаю…

Да, она тоже не понимала. Озиралась, пытаясь прийти в себя, и решительно не понимала. Готов биться об заклад, это становилось одной из самых нелепейших ситуаций в моей жизни. Не знаю, как насчёт прошлой и забытой, но уж в настоящей-то точно…

— Где я? — вдруг связно спросила она.

Уселась повыше, но уже не пытаясь вскочить. Осмотрелась с ужасом и неприкрытым презрением чистокровной вистар, отчего мне даже стало обидно. Снова заметила себя в зеркалах, совершенно машинальным движением прикрывая ладонями грудь и бёдра.

Торопливо спохватившись, я избавился от домашнего балахона. Протянул, демонстративно раскрывая, и бережно передал. Она безропотно приняла одежду, неряшливо закуталась.

— Ты в моей норе, — неспешно, почти в ритме «низкого писка», пояснил я.

Признаюсь честно, без возможности отвлекаться на её формы мыслить стало чуть легче.

— В моём жилище, сисадда? Тут безопасно.

— Понятнее не стало…

Она покачала головой, всё отчётливее прощаясь с необычным акцентом. Едва заметные нашлёпки на её висках снова напомнили о суровой пустыне за границами гнезда. Знакомые кругляши… Только вот объяснимее от этого ничуть не становилось.

Взгляд, до этого бесцельно блуждавший по гостиной, вдруг застыл на предмете за моим бедром. С прищуром приглядевшись, девушка вдруг негромко выругалась. Ну, то есть, на этот раз ни слова не понял я, но интонации и вложенная во фразу экспрессия говорили сами за себя.

Покосившись на столик, понял, что она заметила лежащий на виду башер. Да, в ситуации что-то определённо было не так. Впрочем, в моём случае иначе и не случается…

В этот момент меня буквально взвинтило от неизвестного доселе чувства — видеть перед собой беззащитную даму в беде, вполне однозначно реагирующую на ручное оружие.

Почему в беде? Возможно, потому что за хрупкими стенами этой норы раскрывал объятья опасный мир подлых хвостатых, зубастых, весьма кровожадных тварей, готовых пожрать друг друга за горсть рупий? А ещё потому что рядом с этой потерянной (едва ли осознававшей себя) упомянутой дамой находился собственной персоной Ланс фер Скичира. А это само по себе никогда не сулило ничего доброго…

Тем не менее, я был воодушевлён, непривычно наэлектризован и почти задыхался от нахлынувших ощущений — новых, непонятных, бередящих душу и её же выворачивающих.

Подобрав «Молот», я без лишней суеты поставил оружие на предохранитель и спрятал в шкаф. Только сейчас осознав, до чего нелепо выгляжу — в одной набедренной повязке, мертвецки-бледный, усыпанный шрамами и неровными дырками от фанга… а ещё с непрекращающейся, как оказалось, эрекцией, причём сильной до боли.

Надеясь, что девчонка не заметила, поспешно выхватил из шкафа верное зелёное пальто, в секунду оделся и так же быстро застегнул на нижние пуговицы. Одновременно показалось, что моё тело в настенных отражениях пребывает отнюдь не в идеальной форме, хотя раньше подобные стыдливые мысли и не планировали заглядывать в гости…

Как можно непринуждённее закутавшись в пальто, я вернулся к дивану и подсел на ближайший уголок стола. Видок у меня, конечно, лучше не стал, но толику уюта всё же подарил.

— По какому из протоколов провели рециркуляцию? — вдруг спросила она.

Дотянулась до стакана на полу и вполне уверенно отпила половину. Крепкие короткие пальцы дрожали всё меньше.

Я вздохнул, покивал, словно и правда собираясь в деталях пояснить «протоколы рециркуляции», но затем лишь повёл плечом:

— Детка, вопрос снова не по адресу… Полагаю, нас обоих ждёт немало удивительных открытий.

Она опустила стакан к ножке дивана. Ощупала предплечья, провела пальцем по прозрачной ткани комбинезона на запястье, прикоснулась к височным нашлёпкам. Её густые красивые брови сошлись, отчего на лбу прорезалась изумительная морщинка, будто нарисованный бледной тушью завиток.

— Я упускаю слова, — с неожиданной печалью произнесла девчонка. — Вот только они были тут, — она со стуком ткнула средним пальцем в затылок, — а затем исчезли… утекли… их смыслы становятся чужими…

Возбуждение во мне наконец-то пошатнулось, уступая место голосу рассудка.

— Тебе есть, что вспомнить? — я встрепенулся и неприятно похолодел. — Что-то важное?

— Да! — Её ресницы затрепетали, но уже через пару ударов сердца плечи поникли. — Но это нужно было спрашивать пять минут назад… Насколько далеко мы от?.. сука!.. снова забыла термин… как далеко от?.. нет, туман слишком густой…

— Что последнее ты помнишь?

Она ответила всего одним словом, но от него мне стало ещё холоднее. И почему-то многократно страшнее.

— Отречение, — прошептала девушка, а взгляд её стал стеклянным.

Я едва удержался, чтобы не сходить за бутылкой паймы. Подумал, что нужно подтолкнуть, направить, каким-то образом ухватить мерцающие в чужом сознании призраки слов и смыслов. Не успел.

— Бабушка, — вдруг добавила она, вскинув ладонь к губам. — Я помню бабушку. Почти помню. Перед сном… но всё это как будто не со мной.

Мой понимающий вздох оказался настолько громким,