но шерстяной. Подозреваю, что его привезли аж из Омской области, двадцать пять лет назад.

Из зала можно было выйти на балкон, на котором стоял эмалированный бак с солёной капустой (замороженной, естественно), лыжи (мои и мамины), мой маленький велосипед «Лёвушка», санки и ещё какой-то невнятный бутор. Балконная дверь была единственной из всех выходящих на улицу рам, которую не заклеивали бумажными полосками (чтоб тепло не выдувало) — иначе как за капустой-то ходить? Неизбежные щели по периметру всей двери обкладывали специальным поролоновым валиком, иначе в них ощутимо сквозило.

У нас с мамой стояла полуторная кровать с полированной спинкой (одна на нас двоих), полированный двухтумбовый шкаф, который она забрала после развода с отцом, довольно крепкий и устойчивый детский столик с детским стульчиком и целая куча кукольной среднегабаритной мебели: шкафчики, кроватки, жестяной чемоданчик с кукольными вещами, заводная стиральная машина, которая могла отжимать мокрые кукольные одёжки или платочки. Видимо, здесь же будет жить и наша радиола.

Половина выходящих на нашу сторону секций встроенного шкафа тоже была занята моими игрушками и книжками. Чего там только не было: разнообразные конструкторы, набор масок из папье-маше (волк, Чипполино, доктор Айболит, заяц и ещё куча всяких), парк игрушечных автомобилей, механическая игра «За рулём», коробка заводных игрушек, маленькое игрушечное (но вполне играющее) фортепиано*, огромная стопа коробок с настольными играми, коробка пластинок, фильмоскоп с огромным набором диафильмов, даже здоровенная игрушечная арфа, к которой прилагались специальные картонки-схемы для извлечения мелодий**… Этот шкаф был предметом лютой зависти всех детей, которым хоть раз удавалось на него взглянуть.

*Никакого электричества,

чистая механика!

**Вполне прилично выходило,

между прочим. Узнаваемо.

Я представила, как начну с упоением во всё это играть и слегка передёрнулась. Как-то всё это… маразмом отдавало, что ли. Ну, разве что в настолки*, они здесь реально прикольные. И то — сколько раз меня это увлечёт? Явно ведь, не так, как в первом детстве.

*В настольные игры, то есть.

Ладно, теперь расскажу про нежилое.

В туалете стоял самый обычный унитаз с верхним бачком и дёргалкой на верёвочке, в комплекте — старое эмалированное ведро в качестве мусорки. В ванной — чугунная слегка пожелтевшая ванна и фаянсовая раковина (смеситель на это всё один, поворачивать нужно туда-сюда), зеркальце маленькое, узенькое, и я себя в него практически не вижу — высоко мне. Кафеля на стенах нет. Мыло только кусками, про жидкое здесь и не слышали пока. Шампуней тоже не видать.

В кухне: эмалированная, слегка оббитая раковина, относительно новая (восемь лет) электроплита «Лысьва», сравнительно новый холодильник «Океан» и второй, старенький, совсем маленький «Саратов», стол-тумба (с нижним отделом и большим выдвижным верхним ящиком) и к нему подвесной шкаф-тумба, крашеные белой краской. А! Три табуретки.

В коридоре нет ничего, кроме ростового зеркала в деревянной раме и старой вешалки на стене из шести крючков. Ой, нет! Вру! Ещё полуавтоматическая стиральная машинка «Сибирь» (даже с центрифугой!) напротив туалета стоит.

Всё, на этом опись имущества закончена.

ДУМЫ. БЕЗ БЫЛОГО. НАВЕРНОЕ

На кухне уже закипал электрический чайник, огромный, словно знаменитому похожему на ведро роботу* его верхнюю полусферу отломили и носик к ней присобачили.

*Да-да, из культового кино

про хороших и плохих мальчиков

со светящимися мечами.

Мама, кажется, жаловалась бабушке, что всё оказалось не так блестяще, как в момент вербовки было описано. Бабушка ответственно предлагала порубить всех нахер саблей. Фигурально выражаясь, конечно.

Я тоже была за саблю, но с советами не лезла. Пять лет, какой советчик. Сильно умное начнёшь говорить — помчатся со мной к «неврипитологу», а ну как у дитятки горячечный бред?..

Меня другое волновало — блин, чё делать? Нет, вот так: ЧЁ ДЕЛАТЬ, БЛИН?!

Я проверила по очереди все отделы шкафов в комнате — чисто в памяти встряхнуть, где что лежит. Переоделась в домашнее. Господи, маленькие ручки, маленькие ножки, непривычно как, ужас…

Нашла в шкафу раскраски и карандаши. Тэкс, раскраски мне без надобности, цветные карандаши я терпеть не могу (кроме акварельных, которые появятся хрен знает когда), а вот простой…

Простой карандаш нашёлся. Даже два: ТМ и М2. М2 рисовал так жирно, что меня аж оторопь взяла. Эх, мне бы акварельные… Люблю чёрным акварельным рисовать. Что-нибудь вместо него, интересно, можно подобрать? Уголь? Мдэ…

Внизу под пачкой раскрасок обнаружился альбом для рисования, в простой картонной корке с максимально примитивным рисунком — кретинически радостный ёжик* и прочее. Белый картон, одноцветный рисунок, проще некуда. Зато внутри такая бумага! Листы были толстые и фактурные, пожалуй что и под акварель пойдут. Сорок листов. Тридцать семь копеек, на задней корке было пропечатано.

*Напоминающий столь же кретинического крота

из чешского мультика без слов.

Только в хипповом парике.

Тут меня посетила новая мысль, что хорошо бы сперва привыкнуть к новой мелкой моторике. К более мелкой мелкой моторике, чем старая более крупная мелкая моторика. Какова фразочка, а? Специально оставлю.

Портить хорошую бумагу на эксперименты было жаль, я выдернула из пачки раскрасок первую попавшуюся и села за свой маленький стол. Тэкс, проверим, что у нас со штриховкой.

В комнату заглянула мама:

— О, а ты чего вся разделась-то? В больницу пойдём?

— У меня всё прошло, — ответила я, сосредоточенно штрихуя. — Мам, у нас есть просто листочки белые? Или тетрадки?

— Как это «прошло»?! — возмутилась мама. — А если ночью снова заболит, а лекарства нет?

— Не заболит.

— Так, ну-ка, хватит дурью маяться! Одевайся и пошли!

Я глубоко вздохнула и подпёрла руками лоб. Ругаться с ней, что ли? Слово моё последнее…

— Мама, — терпеливо сказала я, — у меня ничего не болит. И ничего не болело! — торопливо добавила я, увидев, что она начинает сердиться. — Я специально тебе сказала, потому что я не хочу там больше находиться. И я туда больше не поеду. Там холодно и неприятно. Тупое, бессмысленное времяпрепровождение! С бабушкой останусь. А в больницу мы пойдём, только если тебе больничный надо. Я пожалуюсь, две недели дома просидим. А ты съезди и заявление на увольнение напиши, и не придётся отрабатывать. Или едь отработай, если охота всё здоровье своё проморозить. Почки простудишь — тебе что, новые купят?

Вот это меня понесло…

— Что? — растерянно спросила мама.

Но из-за её спины вдруг высказалась бабушка:

— Вот, даже ребёнок понимает! По-женски простудишься, будешь всю жизнь лечиться!

В поликлинику мы сегодня так и не пошли.

Мама с бабушкой долго спорили и препирались в кухне, бабушка, кажется, давила на то, что деревенская школа матушку прокинула с обещаниями, и хорошо бы им все эти