— Ты сбежал? — спросил Этан.

Бальтазар засмеялся, звук был подобен крепкому виски.

— Ничего такого романтичного. Люди и их предки устали заботиться обо мне, и они выбросили меня в аббатстве в Уолфорде. Они были достаточно милостивы, чтобы не убить меня, или верили, что я был близок к смерти и эта проблема решится сама собой.

— Аббатство было удачным выбором. Настоятель был добрым человеком, и он предоставлял приют сверхъестественным и раньше. Он помог мне исцелиться, вернуться в норму. А когда стало ясно, что я не старею, помог мне найти новое жилье, чтобы избежать очевидных вопросов. Я перебирался из одного безопасного дома к другому. Я был в Северной Европе. В Абердине многие годы. Хранители не знали, кем я был, только лишь то, что нуждался в убежище. И когда кто-то начинал что-то подозревать, они вновь перевозили меня. Я оказался в Шале Руж. В безопасном доме в Женеве.

— Знаю его, — подтвердил Этан с кивком.

— Я медленно поправлялся, — продолжал Бальтазар. — Выздоравливал, пока экстракт медленно — слишком медленно — покидал мой организм. Понадобились десятилетия, прежде чем начали возвращаться мои воспоминания. И однажды они вернулись все разом, как будто открылись все карты. Память о тебе, Париже, Николь. Я наконец-то вспомнил, кем ты был. И узнал, кем ты стал.

Наступила тишина. Этан внимательно изучал Бальтазара.

— И за все это время ты не связался с нами? Или с ГС?

Менее авторитетный вампир сжался бы под взглядом Этана, но Бальтазар, похоже, был даже слегка доволен этим.

— Наше отдаление было едва ли приятным. У тебя были чувства ко мне, как и у меня к тебе. Сильные чувства. Ты ушел без разрешения.

— Ты бы не позволил. Ты относился к людям и вампирам так, будто они что-то одноразовое. Я устал от разврата. Реми возглавил группу, когда ты исчез, и его поведение было не лучше. Я не вернулся.

Брови Бальтазара выгнулись.

— Похоже, мы откровенны друг с другом. Но времена тогда были другими. Я не стану извиняться за то, кем был, как и не стану требовать твоих извинений.

Глаза Этана потемнели.

— Я не должен тебе извинений.

— Возможно, да, а возможно и нет. — Его руки все еще лежали между коленями, когда Бальтазар наклонился вперед. — Но разве ты не должен поблагодарить меня? Ты обязан своим бессмертием и всеми преимуществами, которые следуют с ним, мне.

Я почувствовала быстрый скачок в магии Этана.

— И почему ты сейчас здесь?

— Я бы сказал, чтобы загладить свою вину, но это прозвучит одинаково наивно и претенциозно. Скажем, я стал… недопустимо любопытным.

— Потому что у меня есть власть?

Бальтазар слегка опустил подбородок со злой улыбкой, которая жутко и злобно изгибала его губы.

— Потому что ты стал таким интересным. Как и твое…. личное снаряжение.

— Осторожнее, — предупредил Этан. — Или ты быстро исчерпаешь наше гостеприимство.

Бальтазар издал неопределенный звук несогласия, а затем поднялся. Он шагнул к книжной полке, длинные пальцы задержались на спинке стула. Прежде чем я смогла моргнуть, он уже оказался перед высокими полками, его пальцы теперь исследовали памятные вещицы, которые Этан насобирал за все эти столетия.

Я едва смогла засечь его движение.

Господи, каким же быстрым он был. Быстрее любого вампира, которого я до этого видела. Он не был просто пережитком прошлого или анахронизмом старых времен, он был могущественным хищником. И он щеголял этим.

С учетом этой угрозы, я выпрямилась рядом с Этаном, почувствовав его ответное внимание.

Бальтазар взял небольшой хрустальный глобус, позволяя ему скользить между своих пальцев.

— Я снова предупреждаю тебя, — произнес Этан, — и это в последний раз. Будь почтительным.

— Почтительным? — спросил Бальтазар. — Таким же почтительным, как и ты по отношению ко мне?

Мир начал вибрировать у меня под ногами, как будто Дом неожиданно взгромоздился на край машины, достаточно огромной, чтобы наклонить мир по отношению к его оси. И он наклонялся вокруг меня — вся комната — пока я продолжала стоять.

Я… и Бальтазар.

Я схватилась за спинку дивана, когда мир перевернулся, и увидела, как расширились глаза Этана. Увидела, как его губы сформировали мое имя — Мерит? — но не услышала ничего, кроме стука крови в ушах.

Я посмотрела вверх, меня накрыло головокружение, поскольку сместился угол зрения, и поймала пылкий взгляд Бальтазара.

— Что ты со мной сделал? — потребовала я.

Бальтазар злобно улыбнулся, когда звук стал громче и сильнее, как будто в моей голове жужжали осы.

— Я показываю, что значит быть одним из моих вампиров.

Я превратилась в марионетку, потянулась к нему, как если бы сместилась ось гравитации, затягивая меня в сторону. Я сопротивлялась — конечно, я сопротивлялась, пытаясь вертеть руками и ногами, чтобы сдвинуться. Но эти усилия были бесполезны. Он жестко тащил меня вперед, тянул меня прямо к себе чистой силой своей воли.

Бальтазар призвал меня. Бальтазару, который стоял, улыбаясь сквозь прикрытые веки, удалось притянуть меня несмотря на мое очевидное нежелание, на мой ощутимый страх.

Предполагалось, что это не работает на мне.

Когда Мэллори вернула Этана к жизни, ее власть над ним ненадолго сохранилась. Она могла переливать через него свою магию, и он терпеть не мог такое насилие, ее присутствие в святыни его разума.

Теперь я понимала это чувство, потому что именно этим оно и было — насилием. Принуждая двигаться вперед, он лишил меня права и воли, способности сказать «нет».

Если это был гламур, призыв вампира его Мастером, то как другие вампиры пережили это? Как они жили с этим навязыванием? Вторжением? Как это отличалось от того, что сделала Мэллори?

Я оглянулась, собираясь позвать на помощь и задаваясь вопросом, почему Этан, Малик и Люк не поднялись, чтобы остановить его, помочь мне.

Но они, казалось, застыли позади меня. Не потому, что Бальтазар остановил время, а потому, что я двигалась быстрее, с той же скоростью, которую Бальтазар продемонстрировал мгновением раньше.

Я боролась за контроль над собственным телом, собственным разумом. Я давно научилась держать блоки, чтобы уберегать мои обостренные вампирские чувства от подавляющих звуков, запахов и вкусов. Я пыталась опустить их, представляла, что они работают как тяжелые металлические ставни, создавая дамбу между моим разумом и накатывающими волнами его магии. Но это было все равно, что пытаться сдержать ураган зонтиком. Магия разлилась вокруг них, над ними, под ними и проскочила сквозь них, словно Левиафан[19].