— Что выберем? — Они посмотрели друг на друга, затем повернулись ко мне. Слово взял Хирохито:

— То, что больше всего нравится вам, Тяка-сама.

— Твоя вежливость очень трогательна, но моя соображаловка сегодня что-то плохо работает. Так что решайте сами. — Они снова переглянулись. Видимо, выразителем взглядов был назначен Хирохито:

— Мы бы желали посетить Дикий Запад.

Им, кажется, очень хотелось, чтобы я одобрил их выбор. Такая любезность с их стороны — попытка проявить интерес к культуре моей страны. Пояснять им, что голые платиновые блондинки из Юго-Восточной Азии в ковбойских шляпах имеют такое же отношение к моей культуре, что и «Парень-каратист»[11]— к японской, было бы просто оскорбительно. Так что я мило улыбнулся и нажал кнопку четвертого этажа.

Двери открылись под тему из «Беверли Хиллбиллиз». Не совсем «Дом на просторах»,[12]но, по крайней мере, звучало банджо. Некоторые японцы считают банджо весьма загадочным и экзотичным инструментом. Я и не пытался объяснять, что многие американцы отождествляют банджо с беззубым деградирующим выродком.

— Всем привет, — промурлыкала видеохозяйка с экрана. Бестолковая широкополая ковбойская шляпа, рот растянут в улыбке. — Прошу сообщить, сколько вас будет сегодня у нас оттягиваться. Пока!

Я нажал на сенсорном экране цифру три. Из прорези под видеоконсолью выскользнули ключ и девять презервативов в упаковке с логотипом компании «Ётаё».

— Ковбойский прикид вы найдете в комнате двадцать три. Отрывайтесь, ребятки, на полную катушку! — Она хлестнула кнутом, и экран погас.

Мы прошли по коридору до комнаты 23. Типичный гостиничный номер, но с интерьером под Дикий Запад. Над дверью подкова. На стенах несколько удручающих картин на ковбойские темы. В углу приткнулась античная плевательница, обои — под обшитую досками хибару. На них даже имелось ложное окно с видом на просторы, совсем как в фильме Джона Форда.

Ковбойский «прикид» аккуратно висел во встроенном шкафу. Кожаные наштанники, сапоги, шейные платки, шляпы. Даже маски в стиле Одинокого Рейнджера для сохранения инкогнито. Наличествовал реквизит: кнуты, железные тавро, лассо и шпоры с безопасными резиновыми колпачками. У меня зародилось подозрение, что ковбои были толпой извращенцев.

Даже со всеми этими игрушками воодушевиться мне было трудно. В номере меня больше всего интересовала кровать: за последние двадцать шесть часов я вообще не спал. Джетлаг напоминал о себе: и захочешь — не забудешь. Все перетекало в какую-то сюрреалистическую плоскость; может, оно и к лучшему. Это защитит меня от затаившейся суровой действительности.

Окончательная безусловность смерти Сато, очевидно, дойдет до меня лишь через несколько дней — внезапно огорошит, когда я буду идти по улице или бриться перед зеркалом. И тогда станет больно.

Связи я пока не видел, но время смерти Сато наводило на мысль, что трагедия как-то касается меня. В конце концов, я говорил с ним всего за пару часов до того, как его дом охватило пламя. Затем в баре появилась гейша, потом гангстеры. Многовато совпадений для одного дня.

Я снова посмотрел на кровать. Усталость нарастала, но я не мог позволить себе тратить время на сон. Самурайский стратег семнадцатого века Миямото Мусаси как-то написал: «Да не повлияет ум ваш на тело, а тело ваше — на ум». Хороший совет, но иногда я задавался вопросом, как он их различал.

Я натянул ковбойское снаряжение, повязал шейный платок, надел маску Одинокого Рейнджера и надвинул на глаза огромную ковбойскую шляпу. Билли Чака, ковбой-параноик.

А вот на Хиро Бхуто наряд сидел как влитой. Я бы его с удовольствием сфотографировал, но здесь разрешались только видеокамеры внутреннего наблюдения.

— Боже, Хиро, — сказал я. — Ты вылитый Джон Уэйн. Видела бы тебя сейчас жена. — Он широко улыбнулся. Упоминание о его жене в этом блестящем борделе его явно не задело.

У Синто Хирохито были трудности. Он никак не мог сообразить, как справиться с галстуком «боло», а кобуру надел задом наперед. Я не знал, как все это поправить, чтобы его не обидеть, но и не хотел, чтобы он оказался в неловком положении.

— Эй, Синто, — поманил я. — Помоги мне с кобурой, а?

Он попытался, хотя явно не был чемпионом мира по моторике. В итоге я все сделал сам. Но, как я и надеялся, он наконец понял, что нацепил кобуру неправильно и перевернул ее. Я надел ему галстук «боло». Он так и не удосужился снять свои шоферские белые перчатки, но, как ни странно, к его наряду они шли.

Я осмотрел обоих — странно трогательный пример культурного обмена — и подумал, что вообще-то не планировал вот так провести первый вечер в Токио. Не знаю, что я ожидал узнать или почему был уверен, что гейша будет здесь. Начни я просчитывать, где могу ошибиться, — простою в номере всю ночь.

— Отлично, молокососы, — сказал я. — Вперед.

Жизнь в салуне била ключом. Топ-менеджеры «Ётаё» и их гости лезли из кожи вон, чтобы в натуре создать атмосферу Дикого Запада, а к ним прилагались игроки в маджонг, разодетые в причудливые наряды из вестернов, преступники в черных шляпах и огромный бывший борец сумо с жестяной звездой. Его куртка с белой бахромой еле сдерживала внушительную массу, которая перла во все стороны, а широкополая ковбойская шляпа на огромном черепе выглядела как ермолка. Вполне техасского размера мужик.

Главным аттракционом были ковбойские девочки, танцующие на сцене и увивающиеся вокруг столиков. Некоторые нацепили шляпки с перьями и платья с оборками, как фасонистые проститутки в кино. Другие были одеты в стиле Дэйзи Дюк[13]— ковбойские сапожки, коротко обрезанные джинсы и клетчатые рубашки — полы аккуратно завязаны под пышными грудями. Как и гласила реклама, все девицы оказались блондинками. Одни азиатки, другие скандинавки, но ни одной настоящей девушки-ковбоя.

Я внимательно разглядывал толпу, выискивая знакомые лица. Я узнал Ёсию Симадзу из «Ётаё Моторс», начальника отдела маркетинга на внутреннем рынке. Симадзу возглавлял кампанию массового продвижения товаров «Ётаё» на телевидении. Каждый раз, когда включаешь телевизор, кто-нибудь сидит за рулем «ётаё». Не важно, что за персонаж: полицейский, грабитель, мать-одиночка или художник манга, делающий карьеру, — он обязательно едет в сверкающей новенькой «ётаё». Даже у сегуна Нобунаги Оды в телесериале про шестнадцатый век была лошадь по кличке Ётаё.