В том альтернативном мире, если бы Дэниел только что узнал, что одна из моих старых подруг умерла — более того, покончила жизнь самоубийством, — он немедленно встал бы, чтобы обнять меня. Он сказал бы мне, что все будет хорошо, что он поедет со мной на похороны. Даже если бы ему пришлось для этого взять отгул или пропустить волонтерство, он был бы рядом, чтобы поддержать меня.

Но то альтернативный мир, а это — настоящая жизнь. Здесь, в ней, Дэниел взял вилку и телефон и снова ушел в тот кокон, в котором он всегда всем доволен, в свой собственный маленький мирок.

А я? У меня тоже свой замкнутый мирок. Я взяла вилку и вновь потыкала в мясо с кунжутом. Дэниел сидел напротив меня, тупо глядя в телефон. Соседский пес Эндрю и Барб продолжал тявкать, тявкать и тявкать.

— Вы хоть раз видели ее лицо?

— Нет.

— Вы хоть раз подошли достаточно близко, чтобы потрогать ее?

— Нет.

— Как вы думаете, кто это был?

Готового ответа у меня не было. Я села на кожаную кушетку — настоящую кожаную кушетку, а не какой-то дешевый кожзам, как в моем кабинете — и посмотрела на тонюсенький шрам на моей левой ладони.

Когда молчание затянулось, я взглянула на Лизу. Скрестив тонкие ноги, она сидела на сетчатом эргономичном кресле рядом с рабочим столом и смотрела на меня. Ей было под пятьдесят. Стройное телосложение, волевой подбородок. Насколько я знаю, она никогда не была хиппи, но обожала одеваться в их стиле — в красочные цветастые платья и топы. Когда же она двигала руками, браслеты на запястьях тонко звенели.

Лиза была вторым терапевтом, которого я посещала после окончания школы, и я приходила к ней последние два года. Как и все хорошие мозгоправы, она никогда не говорила мне того, что я хотела услышать, и всегда подталкивала меня дальше, чем мне самой хотелось бы идти.

Она наклонила голову и приподняла безупречно ухоженную бровь.

— Итак?

Я промолчала.

Лиза сняла с колен блокнот, бросила его на стол и скрестила руки.

— Почему вы сегодня такая упрямая?

— Я не упрямая.

— Вы не отвечаете на мой вопрос.

— Может, я не знаю ответа.

— Вы отлично его знаете.

Лиза была тем, кого называют психотерапевтом частной практики. Она не имела отношения к государственной медицинской помощи, поэтому клиенты были вынуждены либо иметь частную страховку, либо платить из своего кармана. Благодаря этому кабинет Лизы был намного уютнее кабинетов большинства психотерапевтов. У нее был большой дубовый стол, на котором стоял навороченный «Макинтош». Дорогой коврик защищал паркетный пол. Кожаная кушетка плюс кожаное кресло. Возле двери висели настенные часы ручной работы с римскими цифрами по кругу, добавлявшие обстановке изысканности.

Когда я не ответила, Лиза обернулась на своем сиденье, взглянула на часы и снова повернулась ко мне.

— У нас осталось двадцать минут. Вы хотите закончить прямо сейчас или вы намерены и дальше сидеть и упираться?

— Я не упираюсь.

— Конечно, упираетесь.

— Я знаю, что вы делаете.

Она снова выгнула бровь.

— Уверены?

— Да, вы намеренно вынуждаете меня защищаться. Вам кажется, что это поможет мне понять мой сон.

— Почему вы так считаете?

— Потому что я иногда делаю то же самое. И научилась этому у вас.

Она улыбнулась моим словам, но не рассмеялась. С тех пор как я начала ее посещать, я всего несколько раз слышала, как она смеется, и задалась целью попытаться рассмешить ее на каждом сеансе. Расколоть профессиональный фасад было нелегко — самое большее, что у меня получалось, это заставить ее улыбнуться, — и все же было приятно поговорить с кем-то, у кого не было каких-то тайных мотивов, с кем-то, кто не осуждал вас, когда вы ляпнули или совершили какую-то глупость.

Мой взгляд упал на фотографию Лизы и ее мужа в рамке на столе. Я уже не в первый раз задавалась вопросом, какие у них отношения. Делятся ли они за ужином чем-то важным или позволяют молчанию перерасти в стену между ними.

Мне нравилось думать, что у них хорошие отношения — хорошие, крепкие отношения, такие, которые никогда не дают трещину. Бывали времена, когда я думала, что все, что нам с Дэниелом нужно, — это дружба с парой постарше, которая умеет вместе разбираться в личных проблемах и которая помогла бы нам увидеть то, чего можно добиться.

Но этого, конечно, никогда не произойдет, по крайней мере, пока я пациентка Лизы; и даже если бы я подняла эту тему в разговоре с Дэниелом, я уверена, что он бы от нее отмахнулся.

Лиза вновь взглянула на часы.

— Пятнадцать минут.

В моей сумочке загудел телефон. Я вытащила его.

— Разве вам нравится, когда телефоны ваших пациентов звонят во время сеанса? — спросила Лиза.

Не обращая на нее внимания, я проверила, кто звонит. Номер был местный, но незнакомый. Я нажала кнопку «отклонить звонок», затем зажала кнопку сбоку и выключила телефон. Как только экран погас, я показала его Лизе.

— Вот, я его выключила. Довольны?

— Я была бы довольна, если бы вы ответили на мой первоначальный вопрос.

— А каков был ваш первоначальный вопрос?

— Не притворяйтесь, Эмили.

Я вздохнула и отвернулась.

— Не знаю.

— Чего именно вы не знаете?

— Я не знаю, кто эта девушка.

Лиза скептически посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Я привстала на кушетке.

— Не могу вспомнить, когда мне в последний раз снился кошмар.

— А прошлой ночью у вас был один и тот же кошмар дважды.

— По крайней мере, я так помню. Сначала, когда я вздремнула, а потом позже… Я едва могла уснуть. Как тут уснешь, когда рядом храпит Дэниел.

— Не хотела ничего говорить, но вы выглядите потрепанной. — Лиза сказала это с серьезным лицом, но, посмотрев на меня, улыбнулась. — Это шутка, Эмили. Как дела у вас с Дэниелом?

Я не хотела говорить сегодня про Дэниела — как не хотела говорить о нем в большинство других дней, — но я знала, что если не отвечу, Лиза будет копать дальше.

— Все то же самое.

— Как это понимать, «все то же самое»?

— Просто… все так же.

— Вы как будто отдаляетесь друг от друга?

— Да.

— Когда вы в последний раз были близки?

— Проехали.

Лиза улыбнулась.

— Ладно, не будем. Ваш распорядок дня сильно изменился за последнее время?