— Как знаете.

Слегка смущенный, Ли Джин занялся своим делом, то есть повернулся к сцене. Потом прикусил ноготь большого пальца правой руки. Оторвал кусочек ногтя напрочь. Что с ним происходит? Он чувствовал себя выбитым из колеи без особых причин. На сцене тоже творилось что-то неладное. Какая-то суета без всякого смысла. Что все эти люди делают? Из-за чего суматоха? Неужели нельзя просто выпустить двух борцов на ринг, чтобы они скинули халаты и, по-бычьи наклонив головы, ринулись друг на друга? Так нет же, какие-то человечки в кепках-бейсболках без устали снуют туда-сюда по сцене, сыплют направо-налево распоряжениями. Огромные динамики то поднимаются вверх, то опускаются вниз. Блондинчик в спортивном костюмчике с деловым видом бегает по рингу, натягивает канаты. Мальчишка-служитель поставил в угол ведро и плюнул в него. Зачем?

Через пару минут Ли Джин непроизвольно повернул голову налево. И это оказалось роковой ошибкой. Толстяк только того и ждал и тотчас же расплылся в кривоватой улыбке. Толстая верхняя губа поднялась к носу, усы встопорщились, неровные зубы обнажились. Ли Джина чуть не вывернуло, и скрыть отвращение он был не в силах. А толстяк на этот раз протянул руку и громко, слишком громко, представился:

— Клейн. Герман Клейн. — Он еще раз осклабился, и физиономия его стала похожа на рыльце водосточной трубы.

Ли Джин из вежливости качнул пару раз головой, но молчал, словно воды в рот набрал. Вступать в диалог ему не хотелось. Однако Клейн, судя по всему, был стреляный воробей и без лишних церемоний взял Ли Джина в оборот, то есть схватил своей лапищей его руку, которая тут же утонула в ладони толстяка, а вынырнув, оказалась сильно помятой и влажной от пота. Клейн чуть отодвинулся обратно на свое сиденье, раздвинул ноги и удовлетворенно положил руки на живот, словно взял верх в некоем поединке. Ли Джин и припомнить не мог, чтобы кто-то так быстро подмял его под себя.

— Значит, — продолжил Клейн, кивнув в сторону Ли Джиновых мальчишек, которые для лучшего обзора по пояс свесились за поручни, — вы откуда-то издалека? А мы из Шеппертона, а теперь… Теперь мы здесь. И все тип-топ. Лады, лады, лады. Вы только посмотрите на все это! А сегодня вы откуда приехали?

«Говорит с акцентом, — подумал Ли Джин. — И не с американским или австралийским, а, скорее, с европейским». Судя по всему, толстяк в свое время прибыл из дальних краев, дальше Шеппертона, как и сам Ли Джин — из мест, лежащих дальше Маунтджоя. Но выяснять это было не с руки — не так близко они знакомы. Ли Джин все же рассказал, как он с мальчишками добирался до Альберт-Холла. После Маунтджоя и до самого места дорога, по правде говоря, была не такой уж сложной, хотя из рассказа вытекало, что она выдалась несколько более длинной и трудной, чем на самом деле. Сплошные пробки, машины колесо к колесу и прочие страсти.

Но чем больше Ли Джин говорил, тем явственнее чувствовал, что следовать незамысловатому этикету таких разговоров Клейн не склонен. Ведь беседа Двух Мужчин, Не Связанных Родственными Отношениями, на Спортивном Состязании в Англии сродни беседе Двух Мужчин, Не Связанных Родственными Отношениями, в Магазине Одежды, Ожидающих Жен из Примерочной. Вежливые кивки, обмен репликами. А Клейн молчал как рыба. Только когда язык у Ли Джина чуть не онемел от усталости, толстяк начал подавать признаки жизни:

— Нравится хорошая борьба, а, Тандем? Ходишь смотреть? Бывал раньше? Тут все дело в силе, в физической. И не слушай, если тебе начнут вкручивать. Мускулы! Бицепсы! Трудовой пот! Титаны!

Последнее слово прозвучало так громко, что Ли Джин непроизвольно качнулся, а голову его мотнуло, как колокол на сильном ветру. Голова же самого Клейна ни с того ни с сего наклонилась, и толстяк уставился слезящимися глазами на пряжку ремня. Ли Джин невольно призадумался, не болен ли его сосед, в своем ли он уме. Может, стоило назвать себя и свою профессию — врач?

Но спустя мгновение Клейн встрепенулся и выпрямился, словно зверек, юркнувший за чем-то в нору и вынырнувший из нее с тем, что ему было нужно.

— Я-то сам занимаюсь товарами для коллекционеров. Подарки: разные побрякушки, кожаные сумочки, украшения. Всякая всячина по низким ценам для женщин. Подсчитано, что они делают восемьдесят процентов всех покупок на Земле. Слышали об этом? Именно так, дружище. Это сила, которая движет всем на свете. Мой отец был мясником и никогда не знал, на чем можно сделать легкие деньги. Но я-то знаю, поверьте, Тандем. У меня есть бутик в Найтсбридже. К нам такие покупатели заходят! Их имена всем известны. Знаменитости! Но не в том дело. А это — Клейн-младший, — сказал Клейн-старший, и Ли Джин, впервые с начала их разговора, заметил нескладного долговязого мальчишку в начищенных до блеска черных башмаках, расположившегося рядом. Клейн хлопнул сына по спине, и тот качнулся вперед, показавшись из-за живота родителя. — Мой сын, Джозеф. Вот мы тут зачем, если в двух словах. Малышу Джозефу надо увидеть Титанов. У него много всяких хобби, а физической нагрузки не хватает. Пусть берет пример с этих настоящих мужчин! А то какой-то хиляк растет, прямо скажем.

Ли Джин открыл было рот, чтобы возразить…

— Хиляк! Как есть хиляк! Хилячище!.. — выкрикнул Клейн фальцетом, упрятывая отпрыска куда-то за спину, хлопая мохнатыми ресницами и размахивая руками в воздухе, словно печатая на двух невидимых пишущих машинках.

Ли Джин отпрянул назад. Он увидел Алекса, который только что заметил Клейна. Несмотря на все свое природное великодушие, Ли Джин горько жалел, что его и толстяка не разделяет расстояние в миллион миль, что Клейн недостаточно далеко от Алекса с друзьями и те его слышали, не говоря уже о тщедушном Джозефе Клейне.

— Чтобы стать великим, надо видеть величие. Собственными глазами. Прикоснуться. — Клейн наконец уронил руки. — С кем поведешься — от того и наберешься! — важно добавил он.

— Да-да, полагаю, вы совершенно правы, — медленно проговорил Ли Джин.

Он счел своим долгом взглянуть поласковее на мальчугана — судя по виду, забитого и затурканного отцом. Обычно такие бывают белесыми, но Джозеф уродился смуглым, с темными, как у индейца, волосами, а глаза имел еще более темные. Уши у него торчали. Ли Джин широко ему улыбнулся и положил руку на колено собственного сына.

— Джозеф, это мой Алекс. И он здесь с друзьями. Надо вам, мальчикам, сесть рядом. Может, вместе вам будет веселей.

Джозефа словно кипятком ошпарили. Ли Джин пошел на попятную:

— Я хотел сказать… конечно, Алекс немного старше, чем ты. А Ру… то есть Марку, еще больше лет. Марк, прекрати! Плевать прекрати! Слышишь?

— СКОЛЬКО, СКОЛЬКО ЛЕТ? — встрял Клейн-старший. Он развернулся в сторону Алекса и поманил его воздетым кверху указательным пальцем.

Алекс повел плечами и важно сказал, что ему уже исполнилось двенадцать. В ответ Клейн так расхохотался, что у него даже слезы потекли из глаз. Потом он пару раз ткнул в ребра собственного сына, как показалось Ли Джину, довольно больно.

— Ха! Двенадцать! А Джозефу тринадцать! Я же сказал, что он хиляк? Родился заморышем, да таким и остался. Я тогда сказал его матери: «Раздавил бы его, как муху! Затолкни его себе обратно! Роди другого!» Ха! Хотите, кое-что вам скажу? Он каждый кусок, перед тем как проглотить, разжевывает двадцать раз. Думает, что так поправится. Прочитал в каких-то книжонках. Мартышкин труд все это. Ха-ха. Эй, ты! — Клейн увидел продавца мороженого двумя рядами ниже и, немного приподнявшись с сиденья, вытянулся вперед, пока не уперся животом в металлический барьер. — Эй, ты, там внизу! Слышишь, что тебе говорят?