Когда Клодин вышла из «Mermaid», уже смеркалось. Такси удалось поймать сразу, но за два квартала от дома, повинуясь внезапному импульсу, она попросила водителя высадить ее у супермаркета; зашла внутрь и принялась бродить вдоль полок.

Что именно она собирается купить, Клодин и сама толком не знала. Может, что-то на ужин? Ведь хозяйка в доме все-таки она, а не кто-нибудь!

Кинув в тележку две упаковки стейков и пакет салатной смеси, она завернула в молочный отдел и взяла несколько коробочек йогурта, покрутила в руке упаковку чеддера… положила сыр на место и призналась самой себе в печальной истине: ей категорически, ну просто до жути не хочется идти домой. Хочется закрыть глаза — и чтобы, когда она откроет их, оказалось, что уже прошло десять дней и дома ее ждет только Томми…

Вздохнув, она повернула тележку к кассе: ни к чему оттягивать неизбежное.

Дверь открыл Брук. На сей раз обыскивать не стал — напротив, галантно помог снять плащ, при этом на лишнюю долю секунды задержал руку на ее плече. Клодин вывернулась из плаща и бросила через плечо надменный взгляд: это еще что такое?!

— А, вы в магазин заходили, — с невинным видом заметил он, кивнув на принесенный ею пакет. — Вы там с Перселлом не столкнулись? Он тоже в магазин пошел — Арлетт попросила его купить палтуса, она сегодня будет делать fletan au vin blanc[3].

«Пожирнее рыбу она, конечно, не могла придумать!» — Клодин невольно сглотнула слюну, решив, что диета диетой — но не поесть палтуса, когда он, можно сказать, сам собой оказывается в ее доме — это преступление против личности. Собственной.

Она выложила в холодильник йогурты, сунула в морозилку стейки — сегодня им не суждено было быть съеденными. Салатную смесь оставила на столе: если уж девчонка взялась готовить ужин, так пусть заодно и салат сделает.

— Миссис Конвей, — окликнул ее Брук, когда она вышла из кухни. — Пожалуйста, не заходите пока в библиотеку.

— Что-о?!

— Там Арлетт работает с документами.

— А Томми? Он… тоже?

— Да. Думаю, через час они уже закончат.

— Спасибо, — кивнула Клодин, с трудом удержав на лице вежливую улыбку. Дойдя до спальни, аккуратно прикрыла за собой дверь и с невольной злостью, как на притаившегося врага, взглянула на другую дверь, возле шкафа — боковой вход в библиотеку.

Пара глубоких вдохов… «Прекрати! — попыталась она взять себя в руки. — Ничего страшного в этом нет, где же еще работать с документами, как не в библиотеке?!» Но голос здравого смысла упорно заглушало чувство жгучей обиды.

Ее библиотека!

Она придумала ее сама, точно зная, чего хочет, объяснила это дизайнеру — а он удачно попал «в тон» и понял ее замысел.

Комната получилась строгой и элегантной — и при этом очень уютной. Мраморный камин — настоящий, где в холодный вечер или просто когда зябко на душе, можно разжечь огонь; стеллажи из черной сосны, ковер с голубовато-серым узором, серый замшевый диван и пара таких же кресел, стол из светлого дерева… И — главное украшение комнаты: прикрытая стеклом ниша в стене, где на черной мраморной подставке стояла золотая львица размером с ладонь, с глазами из топаза.

Это был подарок одного арабского шейха, с которым Клодин довелось познакомиться в прошлом году. Нет, ни о какой романтической истории речи не шло — ему было уже за восемьдесят. Но вышло так, что яхту шейха, на которой, среди прочих гостей, была и Клодин, захватили террористы — и в эти нелегкие дни между ней и стариком возникло нечто вроде дружбы.

История закончилась благополучно — не последнюю роль сыграл в этом Томми. И именно там, на яхте, когда еще неизвестно было, как повернутся события и не погибнут ли они, он сделал ей предложение…

А потом, через два месяца после свадьбы, Клодин получила от шейха подарок — вот эту самую статуэтку. И прощальное письмо — старика к тому времени уже не было в живых.

Так что золотая львица была не просто украшением, но и памятью о людях и событиях, и среди них — о том, как человек, сидевший теперь в соседней комнате, сказал: «Я понимаю, что сейчас неподходящий момент… Ты выйдешь за меня замуж?»…

Прошло несколько минут, прежде чем Клодин наконец заставила себя встать и переодеться в домашние вельветовые брюки и голубой свитер с вышитыми снежинками.

Взгляд ее, помимо ее воли, то и дело останавливался на двери библиотеки. Наконец, не выдержав, она бесшумно подкралась туда, присела на корточки и заглянула в замочную скважину.

Картина, представившаяся ей, выглядела вполне мирно: Томми и Арлетт, склонившись над чем-то вроде толстого альбома, сидели рядышком за столом. Вот Томми повернулся к француженке, что-то сказал — что именно, не слышно; перевернул страницу…

Клодин отпрянула от двери.

А если бы он как раз сейчас захотел передышку сделать — вошел бы и увидел, что она подглядывает?! Господи, как стыдно!

Томми появился через четверть часа. Все это время Клодин просидела на кровати, мрачно глядя перед собой и предаваясь мысленному самобичеванию. Самое мягкое из высказанных в собственный адрес выражений было «ревнивая дебилка».

Войдя, он поцеловал ее в висок.

— Привет! — скинул пиджак, присел рядом и, оттянув ворот ее свитера, зарылся лицом ей в шею. — О-йй…

— Что?!

Он поднял голову.

— Пахнет от тебя обалденно, вот что. Сознавайся — чем это тебя таким вкусным сегодня мазали?

— Клубникой, киви и огурцом, — объяснила Клодин. — И потом еще увлажняющим кремом.

— Ну а чего ты такая кислая?

— Сотовый потеряла…

Не говорить же было ему правду: что она шпионила за ним через замочную скважину, а теперь ее мучает совесть; что не хочется, а придется за ужином встречаться с Арлетт, а главное — что нет-нет да и кольнет в сердце иголочка ревности из-за того, что он целыми днями общается с хорошенькой (очень хорошенькой — не отнимешь!) рыженькой француженкой — и она ничего не может с собой сделать, и никакие доводы разума не помогают, и это бесит ее едва ли не больше, чем все остальное…

— А, чепуха! — отмахнулся Томми. — Новый купишь!

Рука его скользнула ей под свитер — по спине побежали мурашки; пройдясь цепочкой легких поцелуев по щеке, он шепнул ей на ухо:

— Клубникой с киви, говоришь?

Он никогда бы не сознался, но Клодин знала, что разговоры про все эти процедуры в салонах красоты его здорово заводят и теперь он будет изнемогать, дожидаясь, пока они наконец окажутся в постели.

Хотя зачем, собственно, ждать?

— А еще меня сегодня скрабом с жемчужной пудрой массировали, — закинув руки ему на шею, провоцирующе сказала она. — Кожа после этого мягкая-мягкая, как шелковая становится…