class="p1">Ники и Настя зашли. Явно полные решимости (ещё бы, преодолеть расстояние от Монако до Читы!), но и явно чувствующие себя не в своей тарелке.

Николай с удивлением смотрел на ореховую скорлупу на столе, тумбочке и даже на полу, но я лишь усмехнулся. Можно подумать весь этот срач я не для них устроил. С пистолетом-то в руках. Оппонента, тем более, просителя, всегда полезно удивить, а, возможно, и шокировать. Показать, что ты можешь сделать вообще что угодно, наплевав на чье-то мнение или даже порицание.

Обнимаю Ники.

— Спасибо, что приехал, брат. Очень рад тебя видеть!

Ники также ответно обнял меня. Не знаю, что у него там в голове, но встречные слова прозвучали довольно искренне:

— Я тоже рад тебя видеть, брат.

Оборачиваюсь к Насте и искренне обнимаю свою племянницу.

— Здравствуй, Настюша. Какая ты молодец, что приехала.

Мне была интересна её реакция и её первые слова.

— Здравствуй, дядя Миша. Я очень рада тебя видеть.

Дядя Миша. Что ж, она небезнадёжна. Разве интересовало меня какое-то официальное обращение, типа «Государь» или «Ваше Всевеличие»? Нет. Показать им кто тут есть кто, я могу в любой момент, и, уверен, они в этом не сомневаются. Но мне важно было услышать именно от Насти это самое сакраментальное «дядя Миша», показывающее, что она считает нас одной семьей несмотря ни на что. С её старшими сёстрами мне удалось наладить нормальный контакт, в конце концов Ольга в итоге стала королевой Великодакии, а Татьяна королевой Сербии. Настя пока не стала никем, но явно очень хочет, равно как и хочет всем всё доказать. В общем, девочка небезнадёжна. Впрочем, «девочка» была одного возраста с моей Машей, только вот Насте в жизни не так повезло. Хотя, как тут посмотреть. По крайней мере она не была расстреляна в подвале дома купца Ипатьева три года назад. Так что всё в этой жизни относительно и за всё нужно платить.

Испросив дозволения, нарисовался мой личный камердинер. Киваю ему на разгром.

— Евстафий, голубчик, распорядись.

Тот склоняет голову в протокольном поклоне.

— Не извольте беспокоиться, Государь. Всё будет в лучшем виде через четверть часа. В малой каминной подан чай.

Качаю головой.

— Нет, Евстафий, подай нам чай в мою квартиру.

Камердинер удивленно смотрит на меня, но повторять дважды ему не нужно.

— Слушаюсь, Государь.

Не менее пораженно смотрят на меня мои гости. Приглашения в квартиру не удостаивался ещё никто и никогда.

— Прошу за мной, там нам будет удобно поговорить.

Что такое наша с Машей квартира? Это абсолютно запретная, закрытая, наша личная зона, в которую вход закрыт всем. Даже уборка и всякая смена постельного белья происходит в наше с Машей отсутствие, но при обязательном присутствии лично Евстафия и сотрудников Службы безопасности Двора. Ни про каких гостей в квартиру и речи быть не могло. Так что моё решение пригласить Ники и Настю в квартиру было совершенно беспрецедентным.

Вскоре мы уже расположились в удобных креслах. На столике перед нами был чай разных сортов и видов, а также всё, что к чаю могло пригодиться. В том числе и из различных вкусностей.

Беру слово первым на правах хозяина.

— Итак, Ники, я получил твоё прошение о возвращении в Россию и на действительную воинскую службу.

Бывший Самодержец кивнул.

— Да, Миша. Россия вновь ведёт войну. Я не буду говорить высокопарных патриотических речей, но я не могу сидеть в Монте-Карло, когда моё Отечество воюет. Прошу удовлетворить моё прошение и располагать мной, как ты сочтёшь нужным. Готов пойти хоть рядовым, хоть командиром взвода.

Спохватываюсь:

— Ох, прошу простить меня, Настенька! Я же хотел похвастаться своей личной библиотекой. Это, конечно, не Кремль и не Константинополь, но библиотека, право слово, недурна! Есть очень редкие экземпляры. Приглашаю вас на экскурсию. Мало кому доступно в этой квартире такое удовольствие!

Настя улыбнулась, ясно понимая, что я её выставляю из комнаты и хочу поговорить с её отцом с глазу на глаз. Что ж, через пяток минут мы продолжили с Ники.

— Брат, давай будем откровенны друг с другом. Для чего ты хочешь вернуться? Я же знаю, что тебе до сих пор неприятно, ну, это мягко говоря, что ты отказался от короны и она перешла ко мне. Ведь так?

Ники хмуро кивает.

— Так.

— Тогда почему?

Николай помолчал. Уверен, что он сотни, если не тысячи раз проигрывал в своей душе наш сегодняшний разговор. Тема была неприятна нам обоим, но недосказанность тут недопустима.

Наконец, бывший Царь заговорил:

— Скажу откровенно — я завидую тебе. Горжусь и завидую. Я так не смог. Увы. Но, не в этом дело. Я не могу вне России. Это просто невыносимо. А, уж, знать, что твоя страна воюет, а ты сидишь в казино, это… Я, может, плохой царь, но я гвардейский офицер, как бы пафосно это не звучало. Ты сам испросил дозволения вернуться, когда началась Великая война. Так что тебе должны быть понятны мои мотивы. Да и вообще…

Николай махнул рукой.

Да, он репетировал наш разговор, но всё получилось сумбурно, Ники явно волновался и всё пошло не так. Пошло искренне. Плюс, по моим данным, Ники фактически сбежал от своей ненаглядной Аликс, настолько она его достала своим жужжанием о том, как «вернуть корону в семью». Что ж, на фронте может ему будет и легче, тем более что я не собирался посылать его в окопы. По причинам чисто прозаическим — Ники никогда не был на фронте, боевого опыта не имеет, а всем вокруг придется его охранять и оберегать. Любой командир и любой солдат проклянут тот день, когда им на голову прислали это высокородное чудо. Я уж не говорю о том, сколько бойцов погибнет, оберегая его тушку.

С другой стороны, не удовлетворить его прошение я не мог. Да, он не боевой офицер и водить Дикую Армию в атаку на пулемёты он бы не смог (да и не пошли бы горцы за ним), но он неплохой юрист, весьма компетентный штабист, да и вообще…

Столько лет во главе государства бесследно не проходят. Пусть даже он и облажался.

— В общем, Ники. Моё предложение такое: официально ты занимаешь пост генерал-инспектора Генерального Штаба. По факту, ты будешь исполнять должность генерал-квартирмейстера операции по высадке и оккупации острова Хоккайдо.

Ники удивлённо поднял брови и переспросил:

— Хоккайдо?!

Киваю.

— Именно так. Операция весьма и весьма серьёзная, сам понимаешь.