– Кто знает, кто знает, – подмигнул Максим.

Конечно, это была шутка. Но то, что она была произнесена именно сейчас, говорило о многом.

В понедельник утром Тина, с замирающим сердцем и переполненная впечатлениями, вошла в здание фирмы и поднялась на второй этаж. В приемной, где ее стол стоял напротив стола Альбины и куда выходили двери конференц-зала, кабинета Латышева и двух других начальников подразделений, все было по-прежнему… Нет, не по-прежнему.

Секретарша сегодня была явно не в себе. Она сияла как новенький пятиалтынный. Так говорила баба Дуня, когда видела девицу с таким же восторженно-отрешенным взором. Казалось, Бина была здесь и не здесь одновременно. Точнее, телесно она присутствовала на рабочем месте, а всеми помыслами находилась где-то далеко. Там, где так хорошо, что и желать больше нечего.

– Ты чего? – спросила Тина, забыв даже поздороваться, настолько ее поразил вид подруги.

Та с трудом сфокусировала на ней свой взгляд и взвизгнула, потрясая сжатыми кулаками перед грудью:

– Обалдеть!

– Тогда давай рассказывай!

– А у тебя как? – из вежливости поинтересовалась подруга.

– Всему свое время. Сначала ты, – великодушно разрешила Тина.

Ловко брошенная сумочка приземлилась на письменном столе у противоположной стены. А сама Тина быстро налила в кружку уже приготовленного кофе и примостилась на стуле сбоку от стола подруги. Последовал обмен впечатлениями, которого нет ничего увлекательнее, если собеседницы считают, что им есть что поведать друг другу.

Проявив чудеса сообразительности и выдержки, Тина с Биной растянули удовольствие на полдня. И при этом никто из сотрудников фирмы ничего не заметил. Особенно тяжко пришлось Тине. Максим вызывал ее чуть ли не каждые пять минут, и приходилось делать вид, что их, как и прежде, связывает лишь работа. А так хотелось, чтобы все знали: у нее появился молодой человек, и, похоже, это серьезно. Однако пока было еще слишком рано утверждать это. Их роману было всего два дня от роду.

– Нет, уже пошел третий, – шепнула Тина своему отражению в зеркальце, которое доставала ежеминутно, чтобы поправить идеальный макияж.

С этого момента не проходило ни дня, чтобы подруги не обменивались информацией. Интим-пятиминутка – называла это бойкая на язык и более раскрепощенная по сравнению с приятельницей Альбина. Чего греха таить, в ее сбивчивых, прерывающихся восторженными восклицаниями, многозначительным закатыванием глаз и, к сожалению, производственными заботами повествованиях было много пикантных интимных подробностей. И Венчику и Бине в этой сфере человеческого общения опыта было не занимать. Да и откровенными разговорами «об этом» уже никого нельзя было удивить.

Вот и Тина слушала исповеди подруги не без интереса, но и, как ни странно, без зависти. Поскольку ничем подобным похвастаться не могла. Их с Максимом отношения развивались до странности благочинно. Они ходили в театры, кино, гуляли в парках и по набережным. Сидели вечерами в кафе и ресторанах. Даже обсуждали прочитанные книги. Все у них вроде бы как повторялось, но тем не менее не приедалось, и им не хотелось большего, точнее, секса. Оба словно интуитивно оставляли это на потом, на первую брачную ночь, к которой явно шло дело. Они были как супруги, которые уже много лет вместе и наслаждаются привычным тихим неспешным счастьем.

Вполне возможно, что их отношения были оборотной стороной современной вседозволенности. Секс не являлся для них запретным плодом, который, как известно, сладок. Оба находили удовольствие в предвкушении.

Вероятно, поэтому задушевные, доверительные беседы подружек были так занимательны для обеих. Обе любили по-разному, и их тоже любили по-разному. Но Альбине удавалось с легкостью скрывать от окружающих, кто ее избранник, поскольку она практически не встречалась с Венчиком в стенах фирмы, а разговоры на неслужебные темы по телефону здесь не поощрялись. Зато не прошло и недели, как на Тину стали поглядывать с улыбкой или с любопытством, а некоторые из сотрудниц – с оттенком неприязни. Как-никак Максим Латышев считался завидной партией.

Теперь Тина садилась после работы в машину к Максиму открыто, не таясь, и они уезжали куда-нибудь вместе. Альбина же чаще всего ловила такси или левака и мчалась к себе домой, чтобы подготовить уютное любовное гнездышко к визиту дорогого гостя. Если, конечно, Венчик не придумывал чего-нибудь эдакого: например, свидания в небольшом загородном доме с сауной или на съемочной площадке, в интерьерах снимаемого популярного сериала. Однако Альбина была сторонницей встреч на своей территории. Так она шаг за шагом, постепенно приучала своего избранника к месту. Недаром же говорят, что привычка – вторая натура.

Она ощущала себя дрессировщиком, только подавала команды не строгим голосом, а делала так, чтобы они возникали в мозгу легкомысленного очаровашки Венчика словно сами собой, как отражение его собственных желаний: «место», «лежать», «рядом». Зато «мой хороший», «умница», «как же я тебя люблю» Бина разрешала себе произносить без конца и ласково-преласково, проникновенно-препроникновенно, чувственно-пречувственно…

Прошло два месяца, а романы обеих подруг уже обрели устоявшиеся черты. Альбина с полной самоотдачей играла роль покорной воле султана трепетной одалиски в гареме, мигом преображаясь в очаровательную домохозяйку, когда того требовали обстоятельства. Лишь одно тревожило ее: похоже, всем довольный Венчик считал, что так и должно продолжаться до бесконечности. Зачем что-то менять, когда и так все распрекрасно, возможно, думал он, искренне полагая, что раз хорошо ему, то уж Биночке и подавно желать больше нечего.

Тина же в прямом смысле слова стала постоянной спутницей и собеседницей Максима. Они прошагали вместе многие километры по вернисажам и музеям, прослушали и просмотрели все достойное внимания в театрах и концертных залах. И не могли наговориться, обсуждая все и вся. Словом, медленно, но верно они приближались к тому моменту, когда остается произнести лишь сакраментальную фразу, чтобы и вовсе стать единым целым. Но по традиции сказать «дорогая, прошу тебя стать моей женой» полагалось Максиму.

И вот настал момент, когда в субботу вечером, провожая Тину до дому после очередного похода в кино, он произнес:

– Дорогая Тиночка… завтра я хочу пригласить тебя в один ресторан, не скажу в какой. Пусть это станет для тебя сюрпризом. Пусть все, что произойдет в это воскресенье, будет для тебя приятной неожиданностью, – и поцеловал ее.

Дома она забралась с ногами на кровать и долго сидела неподвижно в темноте, прислушиваясь к своим ощущениям. Свершилось! Тине было радостно и страшно одновременно. Как-никак, а с завтрашнего дня ее жизнь уже не будет такой, как прежде…

Тина отчаянно ругала себя. Ей предстоял судьбоносный вечер, а она так опростоволосилась: оставила на работе сумочку. И не простую сумочку, а ту, что потрясающе подходила к ее новым серебряным босоножкам и к торжественности момента. Дала на очередное ответственное свидание Наташке из бухгалтерии, да так и оставила в столе, когда приятельница ей эту сумочку вернула. Хорошо хоть охранник при входе оказался симпатичным малым, вошел в ее положение и не стал чинить препятствий. А то мог бы и потрепать нервы, ссылаясь на распоряжение начальства не пускать никого из сотрудников в помещения фирмы во внеурочное время и без письменного на то разрешения.