Очень профессионально и совершенно непонятно, за что.

Ясно, что это не было просто: «Дай закурить! Ах, у тебя не сигареты, а папиросы? На тебе ножом в сердце!» Ясно, что его ждали и собирались именно убить. Но кому был нужен этот прибитый парень?

Мы с остальными участниками группы встретились и обсудили произошедшее. Я предположил, что, скорее всего, Кузика перепутали с предыдущим Владиным бойфрендом. Тот сидел в тюрьме и должен был всем вокруг большие деньги. Микшер сказал, что в любом случае из нас четверых Кузик всех переплюнул. А Тима сказал: «Эх, где бы достать наркотиков» — и даже на кладбище не поехал.

К тому времени Тима был конченый полинаркоман. Он употреблял вообще всё: любые таблетки, любые инъекции, все препараты, до которых мог дотянуться. Адекватным он оставался от силы две минуты, после того как проснется.

Его музыкальная карьера давно закончилась. Ничего, кроме наркотиков, его больше не интересовало. Через какое-то время у Тимы убили папу, и родственники принялись пилить папину жилплощадь. Тиме досталась комната в коммуналке, но очень быстро он продал и ее. Ходили слухи, что на все деньги он вроде бы купил себе дом в Польше, хотя лично я думаю, что бабки он просто проторчал.

Ниже Тиме было уже не упасть. Он вел жизнь, которая ужаснула бы самых грязных бродяг. Полный край: гниющие руки, ни копейки денег, зависимость от всех на свете наркотиков… А потом он вдруг обнаружился в церкви. Шесть часов от города на машине — какой-то одинокий монастырь в лесу.

* * *

Жизнь так устроена, что в конце концов каждый получает то, что хочет. Я играю музыку, и за это мне платят неплохие деньги. Тима Земляникин отрастил бороду и ушел в монастырь. А моя бывшая жена живет в Мексике. В Петербург она теперь приезжает, только чтобы навестить маму.

Недавно мы встречались. Мне показалось, что Наташа деградировала и, в отличие от меня, здорово постарела. Болтать нам было особенно не о чем. Наташа рассказывала, что до меня виделась с подружкой Леной — той, которая в свое время надоумила ее заниматься проституцией. Оказалось, эта Лена тоже уже лет восемь как живет в каком-то монастыре. Вроде бы даже звонит там в колокола.

Сперва Тима, потом эта Лена. Интересно, да? Зачем они все туда приходят? По уши изваляются в грязи, перепробуют все самое омерзительное, что только есть в мире, — а потом вдруг оказываются в церкви.

Зачем? Неужели они и до сих пор надеются найти место, в котором все и всегда будет хорошо?

Сейчас у меня выходит новый альбом. В качестве промо-акции журнал Rolling Stone мне предлагал собрать всех, кто уцелел от первого состава «Ножа для фрау Мюллер». Наш менеджер созванивался с Тимой. Он в курсе наших пластинок, вроде бы даже купил их все. Но встречаться не захотел, сказал, что для него это дело прошлое. Говорят, он принял у себя в церкви какой-то сан и теперь носит смешное церковное имя, типа «отец Афиноген».

Увидеть Тиму я бы, может, и хотел. Но разговаривать с бородатым человеком по имени Афиноген мне не о чем. У каждого из нас своя жизнь. Я играю музыку и получаю за это адекватные деньги. А Тима отгородился от мира церковными стенами и думает, что теперь у него все хорошо… Он сидит у себя в лесу и думает, что нашел место, где можно пересидеть… Где все всегда будет спокойно…

Юрий Милославский (р. 1970) — клубный промоутер

Рок-н-ролл никогда особенно меня не интересовал. В детстве я учился в музыкальной школе, а потом поступил в музыкальное училище имени Римского-Корсакова. Музыканты главных городских рок-н-рольных команд учились либо вместе со мной, либо где-нибудь в параллельных потоках. Было бы странно, если бы этих ребят я воспринимал как звезд, не правда ли?

У себя в училище я довольно часто встречал Севу Гаккеля с виолончелью. Тогда Сева еще играл с группой «Аквариум» и мои одноклассники относились к нему как к богу. Все вокруг только и говорили, что о группах «Кино», «Аквариум» и русском роке. Но сам я на большом рок-концерте побывал всего один раз. Это была группа «Алиса», и единственное, что я помню из выступления, — на саксофоне там играл парень, которого я постоянно встречал у себя в училище.

Ни в «Рок-клуб», ни позже в клуб TaMtAm я не ходил. В конце 1980-х меня интересовали совсем другие места. Все свободное время проводил в кафе ЛДМ — Ленинградского Дворца молодежи.

Первый раз во Дворец молодежи меня привел приятель. Был май — самое начало белых ночей. Мне было пятнадцать лет. Я рос довольно домашним мальчиком. И то, что я увидел в ЛДМ, меня поразило.

Официально все это называлось «Вечерами отдыха»: начало в восемь, отбой в 23–00. Никакой ночной жизни в Ленинграде тогда не существовало. На пятимиллионный мегаполис имелась от силы дюжина дискотек. ЛДМовская входила в тройку лучших. Над барной стойкой там висели мониторы. На экране крутились первые эмтивишные видеоклипы. Было приятно обнаружить, что вокруг тебя сидят парни, одетые в такие же джинсы и такие же кроссовки, как европейские рок-идолы.

После школы я шел домой и думал только об одном: скорей бы вечер. Приходить в ЛДМ было принято часам к шести. А потом выяснилось, что приезжать можно и к пяти… и к четырем… спустя еще полгода я приезжал туда сразу же после школы.

В ЛДМ ходило много детей из хороших семей — фарцовщики, дочки артистов, сыновья советских богатеев. Кто-то что-то покупал, кто-то что-то продавал. Больших денег никто не зарабатывал, но и откровенно нищих не было. До начала эпохи бандитизма, когда все кидали всех, оставалось еще десятилетие.

В этой компании носили одежду, которую прежде ты видел только в кино… И какие-то разговоры, о которых раньше ты читал только в иностранных детективах… Там был сленг, который сразу показывал, к какой социальной прослойке ты принадлежишь. Фарцовщики таскали с собой целые рюкзаки модной одежды. Свой бизнес они делали там же, где и развлекались. В ЛДМовской гостинице жили иностранцы. Американцы и скандинавы спускались в кафе, а в кафе сидели мы. Школу я закончил, абсолютно не зная английского языка, но теперь мне хотелось болтать с иностранными девчонками, и ради этого язык я выучил достаточно быстро.

Образование в этой тусовке ценилось не особенно. Некоторые люди учились, но большинство занималось совсем другими вещами. Мы прекрасно понимали, что большинству из нас в этой стране не жить. Так, кстати, и вышло. Я много езжу по миру и, куда бы ни приезжал, — обязательно встречаю людей, с которыми двадцать лет назад общался в кафе Ленинградского Дворца молодежи.

Несколько лет подряд ЛДМ принадлежал только нашей компании. Мы проводили там столько времени, что давно привыкли считать это место полностью своим. Однако в начале 1990-х в зале Дворца стали проводиться не дискотеки, а концерты. В этих случаях тусовку выгоняли в фойе и заставляли покупать дорогие билеты. Это воспринималось как наезд, и мы пробовали протестовать. Но концерты проводились чем дальше, тем чаще.

Илья Бортнюк (р. 1968) — музыкальный продюсер