Когда они уселись за маленький стол друг напротив друга, Алекс бросил:

– Выкладывай.

– Я хочу подать жалобу на Карр-Джонса, – сказала Джен.

Кальдер недовольно скривился. Начало беседы ничего хорошего не сулило.

– Формальную?

Джен порылась в кейсе и извлекла зеленую папку, стянутую тонкой резинкой, на которой крупными буквами значилось: «Правила взаимоотношений персонала в „Блумфилд-Вайс“». Прочитав эти слова, Кальдер нахмурился. Джен открыла папку на странице с желтой закладкой: «Раздел II. Сексуальные преследования и дискриминация по половому признаку».

– Здесь сказано, что я первым делом должна подать жалобу своему непосредственному начальнику. То есть тебе.

– Не делай этого, Джен.

– Вот возьми. – Она передала ему лист бумаги.

Кальдер быстро прочитал текст. Джен лаконично рассказывала о конфликте, имевшем место прошлым вечером, и заявляла, что это был лишь последний инцидент в цепи событий подобного рода. В заключение она требовала, чтобы компания приняла необходимые меры. Внизу страницы красовалась начертанная остроконечными буквами подпись.

Алекс аккуратно положил листок перед собой на стол и спросил:

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, я требую, чтобы Карр-Джонс был подвергнут дисциплинарному взысканию.

– Не сомневаюсь, что ты этого хочешь, но взыскания не будет.

– Почему, черт побери?! Ты там присутствовал и все слышал.

– Да, я там был и согласен, что его поведение не лезет ни в какие ворота и полностью противоречит… правилам взаимоотношений… Но это… – Он подвинул заявление ближе к ней. – Это только ухудшит положение.

– Почему?

– Да потому что здесь, в Лондоне, Карр-Джонс приносит банку самую большую прибыль. И не только в Лондоне, если на то пошло. Джастин – один из самых успешных сотрудников фирмы. Как человек парень – полное дерьмо. Он сделает из тебя отбивную, и твоей карьере придет конец. Я не смогу тебя защитить.

– Не верю своим ушам! Я-то полагала, что ты поддержишь меня в этом деле.

Его слова явно ее потрясли.

– Я поддержу тебя, Джен. Но думаю, что в этой фирме, если ты продолжишь работать на меня, тебя ждет прекрасное будущее. У тебя тонкое чутье, отличные мозги, и я сделаю все, чтобы у тебя была хорошая тренировка и практика. Карр-Джонс не сможет помешать тебе добиться успеха, если ты сама не предоставишь ему подобной возможности. А своим заявлением ты ему такую возможность даешь.

– Ты его просто покрываешь.

Кальдер, пытаясь сохранить спокойствие, сделал глубокий вдох и сказал:

– Я никого не покрываю, а лишь пытаюсь рассуждать логично и разумно…

– Выходит, я поступаю нелогично?! – выпалила Джен.

– Выходит лишь то, что ты готова принять очень скверное решение, а я хочу тебя остановить.

– Ты пытаешься отговорить меня открыть для всех истинное лицо этого якобы весьма полезного для банка типа?

– Перестань, Джен. По отношению ко мне это несправедливо, и тебе это известно. Но я могу всего лишь поговорить с Карр-Джонсом и заставить его извиниться.

– Он никогда не извинится.

– Другого выхода у него не останется.

– Даже если Карр-Джонс и произнесет требуемые слова, думать он будет совершенно иначе. Как бы то ни было, я хочу, чтобы на него было наложено взыскание. Официально.

– Ничего не выйдет.

– Я прошу, чтобы ты передал мое заявление в отдел по работе с персоналом.

– Я не стану это делать.

– Здесь сказано, – Джен постучала пальцем по папке, – что если я не добьюсь удовлетворительного ответа от своего прямого руководителя, то имею право обратиться в отдел по работе с персоналом.

Кальдер взглянул на листок, а затем поднял глаза на Джен.

– Прости, но у меня нет желания помогать тебе губить свою карьеру. Ты, если хочешь, можешь сама отнести бумагу. Но я очень серьезно советую тебе этого не делать.

Джен обожгла Кальдера взглядом и, не говоря ни слова, захлопнула папку и сунула ее вместе с заявлением в кейс. Через несколько мгновений она уже сидела за своим столом и звонила в отдел по работе с персоналом, чтобы договориться о немедленной встрече. Кальдер покосился в сторону Карр-Джонса, который говорил по телефону, не подозревая о том, что происходит с ним рядом. Мерзавец. Кальдер восхищался отвагой Джен, и если бы имелась хотя бы малейшая возможность, что негодяй получит выволочку, то он, безусловно, поддержал бы ее. Но он был абсолютно уверен – никаких шансов на успех у Джен нет.

Когда Джен, прихватив кейс, двинулась на рандеву с представителями отдела по работе с персоналом, Кальдер загрустил. Ему было очень больно наблюдать, как перспективный трейдер губит собственную карьеру.

Жан-Люк Мартель потянулся всем своим длиннющим тощим телом и, повернувшись на кожаном вращающемся кресле стоимостью четыре тысячи долларов, взглянул на рассвет. Тонкие розовые пальцы лучей все еще прятавшегося за горами солнца уже ласкали поросшие лесом заснеженные склоны хребта, прочесывая голубое небо над горами. Город Джексон дремал внизу в своей норе – долине Змеиной реки, вдоль которой тянулась тропа, пересекающая этот район Скалистых гор. Мартель любил начинать работу рано, когда рынки Лондона и Франкфурта еще действовали вовсю, а в Вайоминге только-только начинался день.

Два десятка лет назад он поменял удушье полного разного рода ограничений парижского финансового сообщества на бурные и безалаберные рынки Нью-Йорка. Через десять лет, когда он почувствовал, что полностью овладел ими, ему стало казаться, что не ведающая различий, безжалостная политика инвестиционного банка, в котором он трудился, ограничивает его возможности. Поэтому он основал свой фонд в этом горном раю, чтобы завладеть мировыми рынками, находясь от них на почтительном расстоянии. Дела пошли успешно. Потрясающе успешно. Миллион долларов, вложенный в фонд «Тетон» в 1994 году, превратился сейчас почти в двадцать миллионов. В 1998-м он сделал хорошие деньги, продав иены, которых не имел, и в том же году нажился на крахе хеджевых фондов. С 1999 по 2001-й он успешно работал на «НАСДАК». В 2003 году, всего за несколько месяцев до вторжения в Ирак, Жан-Люк удачно продал партию нефти. Свои операции он производил, используя все рычаги влияния, и, естественно, на заемные средства. Почти каждое колебание рынка на один доллар приносило фонду «Тетон» десять баксов.

Мартель мнил себя философом поведенческой революции, как он любил говорить. Он мог в самых удивительных комбинациях цитировать Фрэнсиса Галтона, Даниила Бернулли, Чарлза Дарвина и Ричарда Талера. Мартель считал, что ведет операции только на научной, фундаментальной основе. В то время как другие трейдеры использовали слово «фундаментальный» для характеристики положения отдельных фирм на финансовом рынке, Жан-Люк подразумевал под этим человеческую природу, и в первую очередь те черты, которые господствовали на рыночных площадках: алчность, страх, эйфорию и склонность к панике. Но более всего Мартель верил в простую истину, усвоенную им еще в юношеском возрасте за покерным столом: победителем всегда оказывается игрок с самым глубоким карманом.