радостно обрывает его командир и, спешно схватив микрофон «Каштана», командует по громкоговорящей связи, — внимание всем: баковым на бак, ютовым на ют к бою и походу приготовиться.

— Ютовые на юте, — незамедлительно отзывается второй минер Лешка Мазь, ставшийся старшим на корме.

— Баковые на баке, — секундой позже гремит боцман, мигом «улетевший» с мостика на свой пост.

— Мостик, БП-1, к бою и походу готов, — включается рулевой.

— Мостик, БП-5, к бою и походу готов, — вторит простуженный Ромка Горбатей.

— БП-1, лево руля, курс прямо по волне, — вселяя уверенность экипажу, режет тьму Феликс, — БП-5, обе малый вперед.

— Есть, лево руля.

— Есть обе малый вперед.

— БП-2 — мостик.

— Есть, БП-2, — отзывается за спиной Феликса, не отлипающий от прожектора сигнальщик.

— Включить РЛС на самое крупное разрешение.

— Есть, товарищ командир.

— Старший лейтенант Марзан к прожектору, — не глядя за спину, сыпет команды командир.

— Есть к прожектору, — Александр Викторович и сам без подсказки уже занял опустевший пост, направив луч света прямо по курсу Антилопы.

— Шарапов, о появлении цели на радаре прямо за кормой доложить.

— Есть доложить, товарищ командир.

— Бак, Мостик, — не унимается лейтенант.

— Есть, бак, — рыдает Стрельба.

— Приготовиться к высадке на бочку.

— Есть, товарищ командир, — с надеждой в голосе выдыхает боцман.

— Внимание баковым и ютовым, приготовить носовой к креплению на бочку и последующей его передаче с бака на ют, — медленно, выговаривая каждое слово, чеканит командир, — старшим на верхней палубе на время отсутствия боцмана и минера назначаю старшего матроса Листопадова.

— Есть, товарищ командир, — отзывается электрик.

Серёга Листопадов — необычный матрос: с одной стороны весьма опытный и квалифицированный электрик, отслуживший уже два полных года, с другой — с ним постоянно приключаются всевозможные неприятности. А виной тому, вероятно, приходится его противоречивый характер и болезненное самолюбие. Вечно-то он всем недоволен, всегда и во всем сомневается, исполнять даже самые очевидно-необходимые поручения не спешит, действуя по известному матросскому принципу: «не торопись выполнять — глядишь, отменят». Но именно теперь, в эту минуту, Сергей не подведет, командир уверен в нём, он это чувствует всем своим «нутром», каждой клеточкой. Листопадов потомственный донской казак, с детства увлекающийся конным спортом и фехтованием, а значит у него отменная реакция, неисчерпаемая выносливость и, как никогда нужное сейчас, несгибаемое упрямство в хорошем смысле слова — воля.

— Мостик, БП-4, — взывает сигнальщик из ходового мостика, работая с локацией.

— Есть Мостик.

— Справа сто сорок, на расстоянии два кабельтова есть цель.

— Есть, БП-2, — радостно вздыхает командир, тут же выдавая новый фейерверк команд, — БП-1, Мостик.

— Есть, БП-1, — дрожит голос рулевого Федьки Моисеева.

— Право на борт, курс прямо на цель, — наливаются металлом динамики Антилопы, придавая уверенности экипажу. — БП-4, самостоятельно корректируй курс рулевого до потери видимости, далее на бак.

— Есть «Мос-ик», — захлебывается в эмоциях сигнальщик.

— БП-5, Мостик, стоп правая, — чтоб уменьшить радиус разворота командует командир.

— Есть, стоп правая, — надрывается, срываясь на шёпот старший моторист.

Антилопа валится на левый бок и удивительно быстро, словно чувствуя напряжённость момента, по рискованно крутой траектории выходит на заданный курс.

— БП-5, Мостик, обе машины малый вперед.

— Есть, Мостик, — хрипит Горбатей, — обе машины работают малый вперед.

— Обе стоп, — неожиданно тут же рубит командир.

— Есть, обе стоп, — пугается Ромка. — Мостик, обе… стоп!

…Безучастная сырая ночь равнодушно валится на корабль всей своей неуёмной пустотой, отрешённостью и… безмятежностью. Время и пространство стираются во тьме засыпающей холодной огромной бухты. Сознание и рассудок от безысходности теряют какие-либо ориентиры в ней, затягиваясь в беспробудную дрёму Вселенной. Даже ветер и его весёлые спутники волны, поддаваясь всеобщему успокоению, неожиданно теряют свою недавнюю резвость и упорство. Впрочем, может, это только кажется! Несущественные мысли, сомнения и тревоги в них, стираются, плавно уходя на задний план… в никуда, лишь только глаза и уши моряком усилием их воли и объединяющей беды напряжены до предела. Впившись в бездушную пустоту ночи прямо по курсу движения тральщика, они должны, обязаны вырвать из неё контуры ненавистной ими теперь воровки-бочки. «Антилопа» после остановки двигателей бесшумно по инерции шибко дрейфует прямо по курсу предполагаемого её нахождения. Два кабельтова — ничтожное расстояние для столкновения с ней, ускорять движение не нужно, даже опасно, как бы и этой скорости не оказалось многовато для обнаружения ускользающей во тьме платформы.

Дивизионный механик последовательно режет черную стену прожектором по ходу движения корабля, захватывая пятнадцатиградусный сектор с упором на правый борт на расстоянии примерно в четверть кабельтова перед собой.

Напряжение экипажа растет прямо пропорционально уменьшающемуся расстоянию до невидимой цели, больно отдаваясь в висках и темечке каждого монотонным хлопаньем выбрасываемой дизелями охлаждающей воды за борт на холостом ходу.

«Быть или не быть?» — этим, кажется, незатейливым вопросом некогда, почти тысячелетие назад, мир литературы обозначил этот, случающийся однажды с каждым из нас, «момент… Истины», после которого жизнь вдруг неожиданно круто разворачивается, иногда, на сто восемьдесят градусов и движется дальше уже совершенно по другим законам, ценностям.

…

— Мостик, Бак, — рвет оцепенение Антилопы боцман. — Справа десять, вижу контур плавающего предмета, предположительно бочки.

— БП-1, право десять, — машинально выдыхает Стариков и тут же виснет на леерах мостика с правого борта, страстно желая самому первому рвануть туда, во тьму, по желтому лучу прожектора навстречу с искомой целью.

Там, за пеленой непроглядной чёрной стены, он этого ещё не видит, но совершенно явственно чувствует, действительно, она, морская плавучая бочка — платформа, цилиндрические контуры которой всё отчётливей и отчётливей проявляются в дрожащем луче света.

— Крепче держать прожектор, — срывается голос командира на альт, — не выпускать бочку из луча.

Ему никак, никак не удаётся увидеть фигуру человека там, на ней. «Не дай, Бог!..» — молит его душа Всевышнего: «… не дай, Бог!..».

Марзан молчит, цепко вцепившись в прожектор, не выпуская бочку из поля видимости луча, он всё понимает, сам что-то беззвучно шепчет себе под нос, неистово всматриваясь в чёрно-матовую пелену за бортом. А тут ещё неожиданно на корабль налетает первый противный незрелый снег зимы, съедая драгоценные метры видимости, с таким трудом отвоеванные у ночи. Правда, своей тяжестью крупные нечастые хлопья существенно сглаживают беззаботное веселье волн и упругость ветра, что в свою очередь снижает и назойливое, ненужное теперь, трепетание корпуса «Антилопы».

— БП-1, Мостик, — наконец звенит голос командира, первым, наконец, отыскавшего внутри плавно раскачивающегося в пару десятках метров от носа корабля контура цилиндра слегка побелевшую от снега скрюченную фигуру своего матроса, — держи курс чуть левее бочки.

— Есть левей бочки, — радуется рулевой.

— БП-5, обе длинный назад.

— Есть обе длинный назад, — машины в течение пяти секунд работают назад, Антилопа,