Я с облегчением сунула Варе молочные изделия, которые она тут же открыла и радостно начала дегустировать.

– Вот этот, с ананасом, ничё так, - заключила Варя. – А в пакете что? Вот это платьешько! Очуметь! Как раз мне на выпускной!

Не успела я глазом моргнуть, как изумрудное платье было извлечено из авоськи и развернуто на Варькиной кровати. Благо, обнаружив противную дыру, сводная сестра потеряла к наряду интерес.

– Тут дырка, видишь? – сказала я, поспешно заворачивая платье и пряча обратно. – Его зашить надо. К тете Паране сегодня поеду, может, поможет…

– Что-то зачастила ты к этой карге старой, - задумчиво сказала Варя и хмыкнула. – Ну-ну, зашивай, Золушка ты наша. Для Ларичевой, поди? Эх, мне совсем чуть-чуть до восемнадцати не хватает, а то я б сама в шоу участвовала и победила бы в два счета. Не то, что эта ворона Олька! Жалко, там несовершеннолетних не берут. Так что там Колька, что ему надо было?

Мне не хотелось с ней разговаривать, но пришлось ответить, как есть, чтобы она отстала.

– М-м-м, ну тогда все понятно. А то уж я подумала, она его бросила, и Колька с горя решил к тебе подкатить. Смешно же, да? Где Оля Ларичева, а где ты!

Как я и боялась, тетка Параскева при виде испорченного наряда замахала руками.

– Куда там, куда там! Не возьмусь. Насквозь парчу прожгли, да где такое видано-то? Улька, никак ты натворила дел? Ты ж такая аккуратистка!

Пришлось идти на крайние меры.

– Я, теть Парань, - низко опустила голову. – Это подруги моей платье, она помочь попросила, а я его видишь… сожгла.

– Ай, Улька, Улька, зазевалась, - с неодобрением покачала головой тетя, перебирая узловатыми пальцами блестящую ткань. – Оно, конечно, понятно, по неосторожности-то, но парча – материя дорогая и капризная. Зачем тогда бралась? Эх, подвела ты свою подругу, такую красоту испортила…

– Неужели ничего нельзя сделать? – уныло спросила я.

Про тетку Параню в Чертково и у нас в Ларюшино раньше ходили слухи, что она обладает особым даром. Звучало и роковое слово «ведьма», правда, шепотом и с оглядкой. Я старалась об этом не думать, тем более в какой-то момент слухи резко прекратились. Да и какая из тетки Параскевы ведьма?

Эх, а вот если бы она и правда умела колдовать, то проблему с Олиным платьем решила бы в два счета…

Тетка поджала губы, с такой укоризной на меня глядя, что мне сквозь землю захотелось провалиться.

– А ну-ка, подсоби немного, - сказала она, распахнув дверцы старинного шкафа, расписанного ангелами и пышными розами.

Раньше тетка никогда его при мне не открывала. Я с любопытством попыталась заглянуть внутрь, за что и получила по носу. Однако успела разглядеть в темноте какие-то старинные книги, чайный сервиз и икону. В следующее мгновение нечто небольшое и пузатое выпало из шкафа и с громким стуком покатилось по полу.

Я бросилась ловить штучку. Оказалось, что это небольшая деревянная матрешка с круглым улыбающимся личиком, расписанная цветами и держащая в руках петушка. Статуэтка была блестящей и яркой – просто глаз не оторвать!

– Ой, прелесть какая! - восхитилась я, разглядывая фигурку.

– Нравится? Забирай, - неожиданно сказала тетка. – Будет у тебя обо мне память, Улька. Бери, бери, не робей. Вишь – она сама тебе в руки прыгнула.

С теткой Параскевой спорить – дело зряшное. Сколько я не отнекивалась, симпатичная матрешка вскоре оказалась в моей сумке.

А тетка бережно положила на стол старый сундучок со швейными принадлежностями. Там было несколько отделений с блестящим бисером, разноцветными пайетками и стеклярусом.

– Теть Парань, а это зачем? – полюбопытствовала я.

– Заплатку делать будем, - усмехнулась она в ответ. – Ты иди погуляй покамест, а я тут соображу, что да как. Потом позову. Работы много будет – на целую ночь хватит!

Чтобы не тратить времени даром, я решила полить тети Параскевин палисадник, где были высажены и помидоры, и огурцы, и лук, и перец с капустой.

Колодец был расположен за самым домом, в сени вишен и берез. Я бросила ведро в бездонную прохладную темноту.

Журавель, поднимающий воду, почему-то шел туго. Пытаясь прокрутить его, я налегла на ручку всем весом, поскользнулась на влажной траве и чуть не полетела в темное нутро колодца.

А в следующее мгновение почувствовала слева и справа от себя сильные мужские руки, которые поймали меня и удержали в равновесии.

Железные пальцы сомкнулись на моей ослабевшей кисти и легко, играючи прокрутили непослушный рычаг. Цепь звонко лязгнула и через пару секунд холодная колодезная вода полилась в мое ведро.

Я попыталась выскользнуть из крепкого объятия Вольфа, но где уж мне.

– Уберите от меня руки! – воскликнула, пытаясь сохранить остатки самообладания. – Как не стыдно?

Судя по виду и силе, которая в нем ощущалась, чувствовал он себя намного лучше. И совестно ему, само собой, не было. Я лепетала что-то еще, а сама чувствовала – пропадаю.

Сердце как ожгло.

– Дурочка, - проронил, и это показалось очень обидным. – Но очень классная деревенская дурочка, вынужден это признать. Глаза синие такие. Скука здесь смертная, а мне нужно пробыть тут еще кое-какое время. Но ты можешь меня развлечь.

– Что? – задохнулась я от стыда, когда до меня дошел смысл этих слов. – Да как вы смеете? Никогда в жизни!

– А ты еще интереснее, чем я думал, - Вольф рывком приблизил меня к себе, и я зажмурилась, чтобы не смотреть в его хищные глаза. – Мое предложение в силе. Надеюсь, мозгов согласиться тебе хватит. Ты столько бабок в жизни не видела.

– Я в жизни видела очень даже много бабок, - обиделась я. – У нас в Ларюшино их полным-полно. Меня ими не удивишь, знаете ли…

– Я могу удивить тебя кое-чем другим.

– Спасибо, не надо!

Глубоко возмущенная, я отвернулась, чтобы гордо уйти прочь, но он поймал меня за край платья, вернул и поцеловал.

– Сладкая, - прошептал в самое мое ухо. – Будешь моей.

– Я на вас в полицию пожалуюсь, - чуть не плача, сказала я.

– Этим ты только чуть-чуть осложнишь мне жизнь, - усмехнулся и добавил, не отрывая пугающих желтых глаз. – Но в целом ничего не изменишь.

Это звучало так безнадежно, и поцелуй с ним казался особым кощунством именно сейчас, когда у меня из головы не шел другой мужчина, о котором и мечтать-то было страшно. Настолько мы с Глебом Рудным были далеки.

– Ну вот, Улька, придумала я, как твою оплошность исправить, - обрадовала тетка Параскева, когда пунцовый цвет сошел с моего лица и, отдышавшись в сенях, я ступила в горницу.

Когда она сказала про заплатку, я и подумать не могла, что это будет узорчатая вышивка, расшитая изумрудным бисером и золотистым стеклярусом. Тетка уже наметила ее замысловатый узор, который мы с ней и вышивали до самой поздней ночи.