то быстро тяжело становится. Я уже, знаешь, какую мускулатуру накачал?

Пося показал свою руку. Мускулатура особенно не просматривалась. Глаза были убедительнее руки. В них вовсю поселился трагизм, но все же еще были пути отступления. Всегда можно лечь спать и забыть о печалях.

– Ну а ты ее ударь, – предложила Нинка. Выход был совершенно очевиден.

– Она орет тогда.

Аргумент.

– Так убивать будем, она тоже орать станет.

– А мы ее сразу похороним. Мертвые же не орут. Сама предлагала – убить и похоронить.

Нинка выпрямилась. Пося как-то сразу с нее соскользнул. Кулачки разжал. Не было там никаких денег.

– Давай сразу похороним. Без убийства.

– Так она же вырываться будет, – засомневался Пося.

Здесь было множество вариантов – связать, оглушить, напоить снотворным. А можно было и так, без насилия.

– Не будет, – пообещала Нинка. – Когда хочешь?

На круглом лице Поси расцвела радость. Так бывает с одуванчиком. Вот цветок закрыт, плотно сжат зелеными листиками, а через мгновение распахнулся, выпуская желтенькую серединку.

– Давай завтра, – решился Пося.

Нинка посмотрела по сторонам. Сегодняшний день был ничем не хуже завтрашнего. Светило солнце. Скоро обед. Мороженое опять же.

– День жизни – это щедро, – согласилась Нинка. – Продержишься?

– Я у вожатых шоколадку стащил и Таньке отдал. Она станет есть в тихий час, Лана увидит и убьет ее.

Нинка усмехнулась. Она отлично знала, что если тут и будут кого убивать, то несчастного Посю. Причем самыми извращенными способами. Если уж тебя травят и ты побежал, то вырваться очень тяжело. Теперь главное – не дергаться. Иногда сама судьба все решает за тебя.

Глава 3

Гроб и похоронная музыка

Решать судьба все стала намного раньше, чем этого ожидала Нинка. Обед, мороженое, тихий час. Нинка лежала на своей кровати и смотрела, как по потолку плавают тени, как проскакивают солнечные зайчики, если лежащие около окна неожиданно подставляли под солнечные лучи что-то блестящее – заколку, зеркальце, обложку книжки или тетрадки. С недавних пор вокруг Нинки образовалась километровая зона отчуждения. Больше никто не говорил про поющих Анжел, не обсуждал парней, не говорил о своем прошлом. Нинку записали в сумасшедшую, в чудачку, в чокнутую, от которой еще и заразиться можно. Это было неплохо. Зато никто больше не лез с дружбой.

О том, что сейчас что-то произойдет, сказали тени. Они сдвинулись в сторону двери. И там, за этой дверью, кто-то показался. Хохолок торчал. Сколько дней-то прошло? Два, три? Вот неуемный. Тихий час. Сейчас вожатые по шее дадут.

Хотелось засмеяться и, чтобы не выдать себя, Нинка закрыла глаза. Улыбнулась. Вот с улыбкой она ничего сделать не могла. Губы сами растягивались, помимо ее воли.

Щелкнула, открываясь, дверь. Девчонки тут же заголосили, стали тянуть одеяла и простынки на себя, прятать голые плечи и спины.

– Иди отсюда, иди!

– Проваливай!

– Куда?

– Дверь!

Кто-то даже взвизгнул, пытаясь справиться со сползшими покровами и прикрыть неодетость. Но Тинтин не ушел.

– Катьку позовите!

Нинка повернулась лицом в подушку. Это было невыносимо весело.

– Какую? – Голос красотки, нотки гордости проскакивают. – Я Катя.

– Нет, вот ну, черненькую.

– Это Лиза. – В голосе красотки появилась обида.

– Я? – Скрипнула кровать рядом.

– Да вон ту. Эй!

Нинку тронули за плечо. С косой. Смотрит. Она что ли Лиза?

– Тебя зовут, – произнесла с косой.

Нинка нехотя села.

– Выйди, – качнул головой Тинтин и скрылся за дверью.

С косой отошла, давая Нинке возможность встать. Нинка уронила себя на подушку.

– Ты чего не идешь? – прошипела красотка. – Он же зовет.

– Маньяк тоже зовет, – буркнула Нинка. – Не идти же к нему.

Палата возмущенно взбаламутилась. Кто-то еще посоветовал куда-то пойти.

– Ты чего? – опустилась на свою кровать с косой. И тут же со всех сторон подхватили:

– Иди давай!

– Иди!

– Он пришел к тебе!

– Эй!

Нинка усмехнулась. Тени на потолке упорядочились и теперь выглядели нормальными – бродили туда-сюда, радовали.

– Ну? – все-таки скрипнул дверью Тинтин.

– Иди отсюда! – опять замахали руками девчонки и потянули простынки на голые плечи.

– Он тебя обидел? – склонилась над Нинкой с косой.

– В любви признался, – вздохнула Нинка. И опять эта улыбка. Сдержаться-то невозможно. – А я его ненавижу!

Теперь все смотрели на дверь.

Там ждал Тинтин. Правильно, что ждал. Народ запутался и желал уточнений. Дура она была эти уточнения давать.

– Таааак! Это что такое?

Максим. Вожатый первого. Недавно из армии. До сих пор ходит, как марширует. Судя по тому, с какой скоростью исчез Тинтин, Максим не из сентиментальных. Была бы здесь Наташка, с ней можно было бы договориться. Она тоже вожатка первого. Но Наташки не было.

Максим постоял около двери, прислушиваясь. Все забыли, как дышать. Даже кусты за окном не шелестели. Ручка на двери скрипнула – вожатый убрал руку и медленно пошел в сторону палат мальчиков.

– А чего в тихий час-то? – среди всеобщей тишины спросила глазастая.

– Чтобы свидетели были, – повернулась на бок Нинка.

– Так он же про тебя всякое говорит, – ахнули из-за спины.

– Придумывает. Хочет, чтобы я на него внимание обратила.

Нинка лежала и смотрела на с косой. Та сидела на своей кровати и во все глаза в ответ смотрела на Нинку.

– Вот… ненормальный, – зашушукались в палате.

– Все пацаны такие.

– Это у него из-за аллергии. Как может быть аллергия на солнце?

Все, считай Тинтин покойник.

Кровать под Нинкой качнулась – это с косой припала к ней.

– А что он сделал-то?

Вот из кого получится неплохой следователь. Вцепляется своими вопросами, как бульдог.

– Лез целоваться.

Кровать опять качнулась. Конечно, было бы приятно увидеть лицо с косой, но Нинка и так все хорошо представляла. Теперь они все будут смотреть на Тинтина и представлять, как это. А он станет смущаться и краснеть.

Можно было еще кое-что сделать, чтобы закопать его окончательно. И Нинка уже придумала что. Оставалось найти кудрявую. Все-таки Пося попросил. Почему бы не помочь человеку. Какой у них отряд-то? Как бы в корпусах не заблудиться…

Но нигде блудить Нинке не пришлось. Кудрявая сама выбежала на нее. Сразу после полдника. Девчонка неслась через танцевальную площадку, вся такая воодушевленная. Немного подпрыгивала. Прыгучие они там все какие-то.

– Стоять! – приказала Нинка, и кудрявая застыла.

Ну… такая. Волосы темные, в рыжину, лицо белое, веснушки, глаза немного припухшие, носик маленький. Невысокая, но крепенькая. Взгляд быстрый. В шортах и футболке.

– Чего, как? – начала Нинка. – Хорошо живется?

В глазах кудрявой мелькнуло узнавание, и она попятилась. Собиралась сбежать, поэтому момент плезира можно было пропустить. Не хочет вести светскую беседу, не надо.

– Дело есть, – перешла на