Итак, желание для мечтателя – отправной пункт. Мечты не рождаются из безразличия, лени или недостаточной самоуверенности.

Запомните, что все, кто приходил к финишу первым, начинал с фальстарта. Поворотный момент в жизни обычно совпадал у них с неким кризисом, из которого они уже выходили другими.

Джон Баньян создал «Путешествие пилигрима» – книгу, по праву считавшуюся одной из лучших, написанных на английском языке, – после тюремного заключения, которому он подвергся по религиозным мотивам.

О'Генри обнаружил свой гений не в самый веселый момент жизни, отбывая заключение в тюрьме города Коламбэс, штат Огайо. Его «второе я» было вызвано к жизни обстоятельствами. Понятно, что он предпочел писательство жизни несчастного преступника и отщепенца.

Чарлз Диккенс начал с наклеивания этикеток на баночки с ваксой. Трагедия первой любви открыла в его душе такие глубины, которые превратили его в одного из величайших писателей. Эта трагедия дала миру «Дэвида Копперфильда» и целый ряд произведений, сделавших богаче и лучше всех, кто читал его книги.

Элен Кеплер стала глухой, слепой и немой вскоре после рождения. Несмотря на огромные несчастья, она вписала свое имя навеки в историю цивилизации. Всей жизнью она доказала: никто не побежден пока не признал себя побежденным.

Роберт Бернс был неграмотным деревенским парнем. Пришибленный нищетой, он, по всему, должен был стать пьяницей. Но мир стал лучше из-за того, что в нем жил человек, придавший живой мысли поэтическую форму, выпестовавший розу там, где прежде рос лишь чертополох.

Бетховен был глухим, Мильтон слепым, но их имена умрут вместе со Вселенной, потому что они умели не только мечтать, но и преобразовывать, организовывать свои мечты.

Есть разница между желанием и готовностью получить желаемое. Если Вы не верите, значит, не готовы. И наконец... запомните: для того, чтобы стремиться вверх, хотеть изобилия и процветания, требуется не больше сил, чем для того, чтобы смириться с нищетой и бедностью. Великий поэт точно сформулировал эту всеобщую истину в следующих строках:

Я торговался с ней за грош – и получал на грош.

А попроси я миллион – возьми и огорошь?

Она хоть жила, эта жизнь, – но брать дает свое.

Мы у нее одни, но мы на службе у нее.

Ты подрядился за пятак?

Служи, не смей роптать.

И не косись на богача, а научись мечтать.

Кто миллионщик, кто лакей – ко всем она ровна.

И жалует сполна того, кто требует сполна.

Следующая история – кульминация этой главы. Я хочу представить Вам одного из самых необычных людей. Впервые я увидел его через несколько минут после рождения. Он был без ушей и, по мнению доктора, был обречен на пожизненную глухоту и немоту.

Я оспорил точку зрения доктора – я имел на это право, потому что был отцом ребенка. У меня тоже созрело мнение, но я его высказал молчаливо, в тишине моего сердца.

Я сказал себе: мой сын будет слышать и говорить. Как? Я был уверен, что есть какой-нибудь способ, и знал, что найду его. Вспомнились слова бессмертного Эмерсона: «Весь мир устроен так, что научает вере. И надо подчиниться и жить своей судьбой и напряженно ждать сквозь годы и потери, когда Господь людей заговорит с тобой».

Слово Господа? Желание! Ведь больше всего на свете я хотел, чтобы мой мальчик не был глухонемым. От этого желания я никогда не отступал.

Но что я мог поделать? Мне надо было внушить сыну то же желание – найти пути и средства вживления в его мозг слуха без помощи ушей.

Я решил: как только ребенок подрастет достаточно для того, чтобы общаться, я столь необратимо заряжу его сознание желанием слышать, что природе придется пойти навстречу.

Я никому не сказал о том, что думал и что решил. Но каждый день я повторял клятву: мой мальчик не должен быть глухонемым.

По мере того как сын рос и стал обращать внимание на окружающий мир, мы заметили, что слух в слабой степени у него все же есть. И хотя, когда подошел возраст, в котором другие дети начинают говорить, он не делал к этому никаких попыток, мы по его поведению могли понять, что ребенок различает некоторые звуки. Это мы и хотели узнать!

Я был убежден, что, если он слышит, даже слабо, можно развивать слуховые способности. Затем произошло нечто, придавшее мне надежду. И это нечто явилось с совсем неожиданной стороны.

Мы купили фонограф. Когда ребенок впервые услышал музыку, он пришел в экстаз и быстро завладел аппаратом. Однажды он прокручивал пластинку в течение двух часов подряд, плотно сжав зубами край трубы фонографа. Мы не поняли важности этой выработанной им самим привычки, пока не узнали о звуковой проводимости костей.

Вскоре после этого я обнаружил, что он слышит вполне отчетливо, если я говорю, касаясь губами косточки у основания черепа.

Убедившись, что он различает голоса, я немедленно стал внушать ему желание слышать и говорить. Когда же я увидел, что мальчику нравятся сказки перед сном, то стал сочинять истории, которые могли бы сформировать в нем самоуверенность, развить воображение и твердое желание слышать и быть нормальным.

Была одна история, которую я рассказывал особенно часто, всякий раз добавляя новые краски и сюжетные повороты. Смысл ее сводился к тому, что его увечье было не недостатком, а достоянием огромной ценности. Несмотря на всю мою философию, согласно которой любое несчастье несет в себе семя равновеликого преимущества, я (должен честно в этом признаться) не имел ни малейшего представления, какая такая ценность может быть заключена в его увечье.

Сейчас, ретроспективно анализируя события, я могу сказать, что потрясающие результаты, достигнутые сыном, напрямую связаны с его верой в меня. Он не оспаривал ничего из того, что я ему говорил. Я внушал ему идею, что он имеет очевидное преимущество перед старшим братом, которое будет проявляться множеством способов. Например, учителя в школе, заметив, что у него нет ушей, будут уделять ему особое внимание и обращаться к нему особенно ласково. И он видел, что так и есть. Или же, говорил я ему, когда он подрастет и начнет продавать газеты (а его старший брат уже это делал), у него будет огромное преимущество перед братом, потому что люди станут давать ему больше чаевых, видя, какой он жизнерадостный, деловитый мальчик, несмотря на свой недостаток.

Когда ему было около семи, появились первые признаки того, что наши методы «прогнозирования» приносят плоды. В течение нескольких месяцев он выпрашивал у нас как привилегию разрешение продавать газеты, но его мать не соглашалась.

В конце концов мальчик все решил сам. Однажды, когда мы оставили его дома с прислугой, он выбрался на улицу через кухонное окно, одолжил шесть центов у обувщика по соседству, инвестировал этот первоначальный капитал в газеты, продал их, реинвестировал, и так далее до вечера. После подведения баланса и расчета с «банкиром» чистый доход составил сорок два пенса. Когда мы вечером вернулись домой, то обнаружили его крепко спящим. Один кулачок был плотно сжат.