Итак, телефон трещал, а такое случается нечасто. Моей первой мыслью была мама, с мамой что-то случилось! Но с мамой ничего особенного не случилось. С тех пор как она вдруг ни с того, ни с сего превратилась в растение, я ее больше не видел. Не мог переносить это зрелище интеллектуально.

— Янтье, — зазвучал в трубке оживленный голос, — как твои дела?

Мой собеседник от кого-то узнал, что я переехал на набережную.

— Ты что, выиграл приз в лотерею?

Это звонил Карел Блок, мой бывший сослуживец по предприятию «ЗАО Бринкманн» (старик Бринкманн тоже проштрафился во время войны, но сменивший его Бринкманн младший родился в 1942-м, и на тот момент еще не было причин забывать второе «н» в отделе регистрации актов гражданского состояния). Блока, так же, как и меня, досрочно проводили на пенсию. На слух это равносильно известию о смерти, для большинства так оно, несомненно, и было, но убежденный холостяк Карел не скучал ни минуты. Он был шутник, на уме сплошные проказы, на работе этот весельчак всегда умел внести живую струю. Под рождество он звонил в какой-нибудь ресторан — каждый раз в новый. Весь отдел, ухмыляясь в предвкушении удовольствия, собирался вокруг Карела, в эти минуты разительно похожего на грызуна — на телефоне включали кнопку громкоговорителя.

— Добрый день, — здоровался Карел. — С вами говорит ван Назарет. Я бы хотел на 25 декабря заказать стол. На тринадцать персон.

Ему отвечали «пожалуйста» и интересовались, на чье имя принять заказ.

— И. ван Назарет, — повторял Карел, глядя на всех по очереди и посверкивая передними зубами. — На тринадцать персон… ха, ха! — после чего с ликующим криком бросал трубку на рычаг.

В жизни у Карела был спорт, его любимые рыбки, коллекция марок и теперь вдобавок еще и компьютер. Он звал к себе в гости в ближайшее время, вернее, просто настаивал на этом. Этой ночью в благостном сне ему был голос. Какой же я был идиот, что согласился! Уже на следующий день я сидел у него в гостиной. Он спросил, как у меня дела, и я ответил, что хорошо. Затем он предложил кофе, и я опять сказал: «хорошо». После этого он начал про интернет.

— Это целый мир, — рассказывал он. — Захотел, к примеру, в парижский Лувр — пожалуйста, ты уже в Лувре в Париже. Вздумается что-нибудь узнать о золотых рыбках, стоит лишь напечатать «золотая рыбка», и все появится у тебя на экране: ее история, уход, различные сорта. Столько возможностей, что голова крэгом. А какое удовольствие я получаю по линии моих почтовых марок!

Весь в испарине, с дрожащими от возбуждения ноздрями он колошматил по клавиатуре компьютера. Прибор был установлен в нише, рядом с визгливым волнистым попугайчиком в клетке, и я вдруг подумал: «Пора сматываться. Как только допью кофе, сразу же смотаюсь».

— Итак, о чем бы ты хотел узнать?

Я взглянул на часы у себя на руке и спросил, во сколько отходят автобусы отсюда в 3*. Каждые полчаса или каждые пятнадцать минут?

— Что за чепуха? При таком потрясающем средстве связи у тебя как на ладони тайны всего земного шара, а ты канючишь про такую банальную вещь как автобус. Гражданская война в Испании; сведения об огнестрельном оружии; сахар; древние египтяне; сухая экзема; потливость ног; хищные птицы; рецепты тортов; теория электрического поля; Нантский эдикт. Ты можешь спросить, о чем пожелаешь.

— Жемчужная ракушка, — сказал я, — это слово вдруг выскочило откуда-то из глубин моей памяти.

— Окидоки, жемчужная ракушка, — хмыкнул Карел, — говоришь, значит, жемчужная ракушка? Ну ты и субчик…

И он принялся печатать.

— Итак, различают настоящий жемчуг, искусственный жемчуг и декоративный жемчуг. Безумно интересно. Никогда не знал. Слушай, вот: откуда берется жемчуг? Жемчуг растет особым образом в раковине жемчужницы. Ты слышишь, Либман? Вот она, твоя жемчужная ракушка!

— Инородный предмет, — продолжал зачитывать он, — например, песчинка, попадает внутрь жемчужной ракушки. Как бы это ни беспокоило моллюска, он не может вытеснить непрошеного гостя. Тогда срабатывает тонкий механизм, который позволяет моллюску защитить себя: он обволакивает соринку слоем перламутра. Слой за слоем до тех пор, пока… Эй, что это с тобой? Тебе, никак, плохо…?

Я больше не мог. Мерцание экрана так подействовало на мою сетчатку, что мои мозги стали потихоньку заворачиваться, точь-в-точь как спицы старомодного зонтика. Мне захотелось уйти, поскорее вернуться в свой роскошный курятник на море, но я опасался, что, как зонтик, окончательно захлопнусь на улице. («У вас странно скачет кровяное давление», — сказал мне врач за месяц до этого.) Я засмотрелся вдаль, на судоходный канал Лейдсеваарт за окном, в котором однажды чуть не утонул, катаясь по нему зимой на коньках. Когда это было? Сорок пять лет назад? А может быть, сорок?

— У тебя не будет еще кофе? — вымолвил я наконец. При этом у меня сильно кружилась голова.

— Кофе, кофе, есть ли кофе? — затараторил Карел… Он скрылся в кухне, и вскоре вернулся с дымящейся кружкой в руках, вновь уселся за компьютер и, сосредоточенно наморщив брови, громко спросил:

— Ну как?

Втянув голову в плечи, я сказал, что у меня аллергия на разного рода технику и приборы и что мне больше по душе природа.

— Но тогда это как раз то, что тебе нужно! Интернет — настоящий рай для любителей природы.

Кончики пальцев досрочно вышедшего на пенсию бухгалтера пробежались про клавиатуре и набрали слово «лебедь», после чего во всю ширь экрана нарисовался лебедь, с желтыми бусинками глаз и с голубыми крыльями.

— Я могу пустить его плавать, — сообщил сияющий, как наливное яблочко, Карел. — Вернее, в принципе могу, но у меня проблемы с памятью.

Он уже знал, на что потратит отпускные деньги: на дополнительную память. Электронный волшебный сундучок позволял не только играть в червы или в пинг-понг, или, к примеру, отправлять письма — с его помощью можно было также разыскивать людей. Да-да, сама сущность любви стояла на распутье, готовая раз и навсегда изменить свое лицо. Еще будучи студентом торгового училища, Карел много лет подряд (типичный знак его души) был влюблен в девочку по имени Иоланда. В тот день, когда он поставил у себя дома компьютер, он набрал на клавиатуре ее имя — и моментально вступил в контакт примерно с двадцатью Иоландами. «С одной из них в будущую субботу у меня свидание; когда часы пробьют три, мы встречаемся возле обезьяньей клетки в зоопарке».

— Ты это серьезно? — удивился я.

Карел удовлетворенно кивнул.

— Ну так, назови какое-нибудь имя.

Он застал меня врасплох, но что мог он знать о моей жене? Я пытался вспомнить, говорил ли я когда-нибудь о ней на работе. Будучи почти уверен, что нет, я решился.

— Эва, — сказал я, — когда-то я был влюблен в девочку по имени Эва.

— Окидоки, — обрадовался Карел и вновь принялся барабанить по клавиатуре.