все равно автомат Калашникова получается. Ладно, пусть будет. Прокурорский чин станет проверять на соответствие законов империи, а чин военный — на соответствие с установленными правилами и тем, что злоумышленник и на самом деле совершил преступление. А полицейский определяет тяжесть содеянного и количество доказательств.

Значит, «военно-полевые суды проходят без защиты, при закрытых дверях. Но обязательно наличие свидетелей». Согласен. Защитник всегда сумеет найти какую-то зацепочку. Дескать — топора у злоумышленника не было, а если и был, то ржавый, да и не свой это был топор, он у соседа одолжил.

«Приговор должен выноситься не позже чем через 72 часа и в течение 72 часов приводиться в исполнение по распоряжению начальника гарнизона. Осуждённые имеют право подавать прошение о помиловании на имя губернатора или императора».

Эх, меня же опять завалят бумагами. Пусть. Но вставлю сюда фразу, что члены военно-полевых судов несут ответственность за ненадлежащее осуществление своих обязанностей, вплоть до лишения жизни и имущества. Сурово, но необходимо.

Ещё есть проблемы.

Мезинцев докладывал, что некоторые генералы недовольны руководством армии. К Рокоссовскому у них претензий нет, а вот министр обороны, то есть, военный министр и начальник Генерального штаба вызывают недовольство. С чего бы вдруг? Им кажется, что заняв кресло в верхах, у кого-то дело пойдет лучше? Возможно, что и так.

Вот, что хорошо, так это то, что Мезинцев обзавелся агентурой в армии. А ведь поначалу стеснялся.

Значит, ряд генералов недовольны? Хм… Может, стоило озаботиться и на место Говорова с Шапошниковым поставить генералов, имеющих боевой опыт? Но где бы мне таких взять? Большой войны Россия не знала уже давно, с русско-турецкой, а небольшие стыки, проведенные где-нибудь в Иране или Афганистане — не в счет. И Говоров и Шапошников, да и Рокоссовский, в реальных боях командовали максимум, ротой. Нет у них школы Первой мировой и гражданской, что тут поделать? И ни у кого опыта нет, за исключением немцев и французов.

Дело-то в том, что военный министр и начальник Генштаба — должности не только политические, но и управленческие. Они знают то, чего не знают другие. Цифры в отчетах — всего лишь цифры, а нам нужно знать в реальности — то, что у нас есть, а главное то, чего нет. Они знают, что, чего и сколько есть на самом деле у армии. Говоров с Шапошниковым прекрасно знают о том, что сможет поставить наша промышленность, а что нет. Как выполнить заявки, в полном ли они объеме, или нет.

Предположим, поставлю я на их место людей, популярных в армии. Кстати, кого? Армия тоже не есть нечто застывшее, монолитное. Но, пусть поставлю. И что дальше? И сразу же пойдут нестыковки и заморочки. Аппарат начнет упираться, а то и откровенно саботировать приказы и распоряжения вышестоящих начальников. Конечно, я по нему пройдусь железным катком, кого-то отправлю в штрафные роты (кстати, их у нас ещё нет, а следует завести), а кого-то и расстреляем, но сколько это займет времени?

Бюрократический аппарат складывается годами, а от него зависят такие вопросы, как поставки боеприпасов, провизии и обмундирования. Выбей один кусочек, или звено, так на его восстановление понадобятся недели, а то и месяцы. А за это время франко-немецкие войска пройдут километров сто, а то и двести, сломают отлаженный механизм поставок. Оно мне надо?

Уж пусть лучше Мезинцев возьмет недовольных генералов и полковников под особый контроль, чтобы при малейшей угрозе мятежа, потенциальных мятежников отстранить от власти, а то и уничтожить.

Сейчас вот задумался — а не были ли правы большевики, приставлявшие к командирам особых комиссаров? Собственно, это ещё до большевиков началось, а со времен Великой французской революции, но не суть важно.

Комиссар имел право вмешиваться в действия командира, отменять его приказы. Что было уместно во времена гражданской войны, стало ненужным и крайне опасным в Великую Отечественную. Не зря же институт комиссаров был отменен, а на его смену пришел институт замполитов.

Вот так бы сейчас. Ввести заместителей по работе с личным составом. Вмешиваться в распоряжения и приказы командиров заместители не смогут, а вот присматривать за ними сумеют.

Но подумав, от этой идеи я пока отказался. Нет у меня ни кадров, ни времени. К тому же, слишком демонстративно выражать недоверие к офицерам, тоже не есть хорошо. Неизвестно ещё, что хуже — оставить командира дивизии без надзора, или приставить к нему надзирателя?

Война очень многое обнажает и раскрывает. А ещё увеличивает количество проблем. Некоторые можно было предвидеть, но как их предотвратить? Например, с началом войны сотни, если не тысячи мальчишек рванули на фронт, полагая, что без них победы не одержать. Где-то, очень глубоко в душе я их понимал. Может, на их месте и я бы рванул. Но для железнодорожных жандармов эти юные герои, желающие стать «сынами полка», стали настоящим бедствием. Ехали на крышах вагонов, забирались в угольные ящики. Срывались, падали в реки, попадали на рельсы. И что с ними делать? По мне — драть их, как сидоровых козлушек, а потом отправлять домой. Но нельзя. Все-таки, у ребятишек патриотическое чувство и гасить его поркой не следует.

Пришлось принимать специальный Циркуляр для жандармов и полиции «О порядке препровождения малолетних, самовольно отправившихся на театр военных действий с целью вступления в ряды действующей армии». Задержанных предписывалось доставлять родственникам, но, «щадя их патриотические чувства, доставлять без ущерба самолюбию детей, при бережном и сердечном к ним отношении».

Ладно, пусть полиция разбирается. Ей, конечно, и так работы много. А тут ещё новые виды преступлений. По мелочёвке, они были и раньше, но теперь обретают массовый характер. Например — на рынках появляются в большом количестве солдатское белье, шинели, а особенно сапоги. Полиция задерживает торговцев, конфискует казенные вещи, а у торгашей одно объяснение — обменял или приобрел у солдатика. Чаще всего шинель меняют на пару бутылок самогона, а сапоги — бутылок на пять, а то и шесть. Солдатские вещи добротные, им сноса нет.

И что дальше? Торговцев сажать в тюрьму смысла нет, а вот солдатик, появившись в части, опять потребует сапоги или шинель. И не оставишь же его без шинели, да с голыми пятками.

Значит, надо ужесточить наказание для тех, кто продает казенные вещи, равно как и для тех, кто их покупает. Для военнослужащих продажу хоть белья, хоть сапог приравнять к утрате оружия, а для торговцев, вместо куцего штрафа, назначать уголовную ответственность, как за скупку краденого. Не знаю, сумеем ли мы таким образом прекратить разбазаривание государственного имущества, но все-таки, наказание должно быть.

Мне на колени запрыгнул