— Неудивительно, — проворчала женщина и исчезла в доме. Через минуту замок на двери зажужжал, и мы вошли.

— Вверх и направо, — сказала Кара. — Если стучать очень громко, она услышит даже под музыку.

Мы постучали в дверь. Потом громко колотили, кричали, звали Фиону. Безрезультатно.

— Что дальше?

— Не знаю, ответила Хай Лин. — Она наверняка там. Может быть, не хочет никого видеть.

«Надо было взять с собой Корнелию», — подумала я. Под ее взглядом предметы двигаются, а замки открываются сами собой. Полезная способность. Мы с Хай Лин мало что могли сделать, не сообщая Каре и всем окружающим, что мы колдуньи.

— Ну, меня она увидит, хочется ей этого или нет, — решительно заявила Кара, раскрыла почтовый ящик и заглянула в его темное нутро. — Так я и думала, — пробормотала она. — У кого-нибудь есть ручка или проволока?

— Проволока? Что она хочет сделать — вскрыть замок?

— У меня есть ручка, — сказала Хай Лин, порывшись в портфеле.

Кара взяла ручку и сунула ее в почтовый ящик. Покопавшись немного, радостно воскликнула:

— Вот он! — и вытянула через щель длинную резинку, на конце которой болтался ключ. Кара вставила его в замок и открыла дверь квартиры. — Фиона! — позвала она. — Фиона, это мы.

Ответа по-прежнему не было. По крайней мере, за музыкой мы ничего не расслышали.

Где-то средь миров есть место для меня…

Слышались два голоса — кто-то подпевал Киду. Этот второй голос не мог принадлежать Фионе — надтреснутый, тусклый, он скорее скрежетал, чем пел.

По, как выяснилось, это все-таки была Фиона. Она сидела на полу посреди комнаты, оклеенной портретами Кида. Печальное лицо Кида смотрело на нас с подушек, с журнальных обложек. На Фионе была футболка с его фотографией. На коротких светлых волосах красовалась козырьком назад бейсболка с надписью «Огнецветы». Глаза были закрыты. По лицу текли слезы.

Место наших встреч, время для любви…

Хай Лин убавила громкость. Без пения Кида голос Фионы звучал еще страшнее. Хриплый, сорванный, переходящий в шепот. Но даже без музыки она продолжала петь, покачиваясь в такт ритму, который слышала только она. И это было самое дикое.

— Фиона! — окликнула Кара, опускаясь на колени. — Фиона, прекрати! — Она обняла подругу за плечи и сумела на миг остановить ее качание. Фиона открыла глаза.

— Как грустно, — всхлипнула она. — Как грустно…

— Я приготовлю чаю? — вызвалась Хай Лин, инстинктивно переходя к ритуалу, который в ее доме служил средством от всех несчастий.

— Чаем тут не поможешь, — твердо возразила Кара и взглянула на меня. — Достань диск. Достань из проигрывателя эту ужасную вещь и сломай ее.

Он не ужасный, он чудесный. Прекрасная, прекрасная музыка…

Но потом я взглянула на залитое слезами лицо Фионы и поняла, о чем говорит Кара. Это было уже слишком. Это больше, чем нормальная подростковая причуда. Безумие, болезненное и вредное. Я достала из музыкального центра диск, взяла его обеими руками и сломала.

Фиона вскрикнула.

— Не надо! Ты сломала его. Убила его!

— Послушай, — сказала Кара. — Фиона, послушай меня. Сейчас ты встанешь, наденешь куртку и пойдешь ко мне домой. Прямо сейчас.

— Почему? — спросила Фиона. — Я просто слушала музыку…

— Сейчас же! — повторила Кара, силком поднимая ее на ноги. — Ирма, помоги.

Наверно, Фиона просидела на полу очень долго. Ее ноги бессильно подкашивались, она без конца повторяла, что хочет остаться одна, хныкала и жаловалась на то, что я сломала диск.

— Мы напишем ее папе, — сказала Кара. — И оставим сообщение на автоответчике на случай, если он позвонит. А теперь пошли!

По дороге к автобусу Фиона снова закрыла глаза и принялась хрипло напевать обрывки из песни Кида. Каре приходилось то и дело встряхивать ее, чтобы та шла прямо.

— Нехорошо это, — шепнула я Хай Лин. — Что-то тут нечисто.

— Да, — прошептала она в ответ. — И знаешь, что я думаю? Мне кажется, тут пахнет магией.

Я задумалась об этом. И о лице Кида, таком потерянном. Будто он не из этого мира.

— Наверно, нам с тобой и еще кое с кем из наших знакомых чародеек надо сходить и проведать новоиспеченную поп-звезду Кида. И чем скорее, тем лучше.

Хай Лин удовлетворенно улыбнулась.

— Кто говорит, что телепатии не бывает? Именно об этом я и подумала!

Добраться до Кида оказалось нелегкой задачей. Компания «Звездная музыка» в лице ослепительного Ала Гатора поселила «Огнецветов» на большой ферме неподалеку от Хитерфилда и окружила охраной, подобающей звездному статусу. Сначала мы сказали, что хотим взять у Кида интервью для школьной газеты. Не повезло.

— Простите, крошки, — развел руками Ал Гатор. — Кид не дает интервью местной прессе.

Он, по-видимому, не вспомнил нас. Куда уж ему нас узнать — ведь после «Звездного Экспресса» произошло столько важных событий. И среди прочего — мистер Гатор стал несметно богат.

Морщась от отвращения, я протянула Вилл ее мобильник, который брала для солидности.

— Не вышло, — сказала я. — Мы еще не прославились на всю страну.

Какой-то школьник толкнул Вилл под руку так, что она чуть не выронила телефон, и отошел, не извинившись. До нас долетел тихий фальшивый напев «Отныне и напек».

Вилл покачала головой.

— Они теперь все стали как зомби, — пожаловалась она. — Так не должно продолжаться!

— Может, пробраться тайком? — предложила я. — Мы же все-таки волшебницы. Разве это будет трудно?

Я с тоской вспоминала последние слова, лежа на животе посреди сырого, утоптанного овцами зимнею поля возле фермы, которая теперь получила название Огнецветной. Ее обнесли заборами. Посадили собак. Усеяли сигнальными системами и видеокамерами. И расставили повсюду охранников, рядом с которыми гориллы показались бы жалкими мартышками.

— С собаками я бы справилась, — сказала я. Я неплохо умела ладить с животными, за исключением черепахи Лилит, которая не уставала демонстрировать свой вредный упрямый нрав. Это почти то же самое, что располагать к себе людей. — Вилл, наверное, сумеет договориться с камерами и сигнализацией. Но что делать со всем остальным?

— Нам нельзя привлекать к себе внимания, — сказала Корнелия. Хоть мы и за городом, здесь все равно полно народу. Я, конечно, имею в виду не Гатора и его приспешников — этих людьми не назовешь…

В ее словах был резон, хотя в эту минуту вокруг было больше овец, чем людей. Одна из них, дружелюбная овечка в ошейнике с колокольчиком и надписью «Молли», ласково жевала мой рукав.