выгнали их на прогулку в тюремный двор, выстроили и водят по кругу. Кому-то из тюремного начальства взбрело в голову: "Эй, попы, спойте чего-нибудь!"

"А владыка - помяни его Господи! - рассказывал батюшка, - говорит нам: "Отцы и братие! Сегодня Христос воскресе!" И запел: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав... " Да помяни, Господи, того праведного стрелка - ни в кого не выстрелил. Идем, поем: "Воскресения день, просветимся лю-дие! Пасха, Господня Пасха! От смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас приведе... "

Из Самары повезли арестантов неизвестно куда. В вагонах решетки, хлеба на дорогу не дали. "Ой, да соловецкие чудотворцы! Да куды же вы, праведные, нас отправляете?" Едут сутки, двое, трое .. Из дальнего окна горы видать. И снова - "с вещам!" Вышли все, собралися, стали на поверку. Выкрикивают вновь прибывших по алфавиту

- А! Антонов Иван Васильевич! Заходи.

Номер 1 зашел.

- Августов... Заходит.

- Б!.. В!.. Г!.. Заходи! В зону, в зону! Гривнев, Годунов, Грибов... Донской, Данилов...

- А Груздева что нет? - спрашивает о. Павел.

- Да нету, - отвечают ему.

"Как нет? - думает. - Я у них самый страшный фашист. Не вызывают меня! Видно, сейчас еще хуже будет".

Всех назвали, никого не осталось, только два старика да он, Павел Груздев.

- Паренек,ты арестант?

- Арестант.

- И мы арестанты. Ты фашист?

- Фашист.

- И мы фашисты.

"Слава Тебе Господи! - облегченно вздохнул о. Павел и пояснил. - Свои, значит, нас фашистами звали".

- Дак паренек, - просят его старики, - ты ступай к этому, который начальник, скажи, что забыли троих!

- Гражданин начальник! Мы тоже из этой партии три арестанта.

- Не знаем! Отходи!

Сидят старики с Павлушей, ждут. Вдруг из будки проходной выходит охранник, несет пакет:

- Ну, кто из вас поумнее-то будет? Старики говорят:

- Так вот парню отдайте документы.

- На, держи. Вон, видишь, километра за три, дом на горе и флаг? Идите туда, вам там скажут, чего делать.

"Идем, - вспоминал о. Павел. - Господи, глядим: "моншасы да шандасы" - не по-русски все кругом-то. Я говорю: "Ребята, нас привезли не в Россию!" Пришли в этот дом - комендатура, на трех языках написано. Заходим, баба кыргызуха моет пол.

- Здравствуйте.

- Чего надо?

- Да ты не кричи на нас! Вот документы настоящие.

- Э! - скорчилася вся. - Давай уходим! А то звоним будем милиция, стреляю! Ах ты, зараза, еще убьют!

- Завтра в 9-10 часов приходим, работа начнем!

Пошли. А куды идти-то, батюшко? Куцы идти-то? Спрашиваем тюрьму. Да грязные-то! Вшей не было. Обстриженные-то! Господи, да Матерь Божия, да соловецкие чудотворцы! Куды же мы попали? Какой же это город? Везде не по-русски написано. "Вон тюрьма", - говорят. Подходим к тюрьме, звонок нажимаю:

- Передачи не передаем, поздно!

- Милый, нас возьмите! Мы арестанты!

- Убежали?

- Вот вам документы.

- Это в пересылку. Не принимают. Чужие.

Приходим опять в пересылку. Уж вечер. Солнце село, надо ночлег искать. А кто нас пустит?

- Ребята, нас там нигде не берут!

- А у нас смена прошла, давайте уходите, а то стрелять будем!

"Что ж, дедушки, пойдемте". А че ж делать? В город-от боимся идти, по загороду не помню куда шли напрямик. Река шумит какая-то. Водички попить бы, да сил уж нет от голода. Нашел какую-то яму, бурьян - бух в бурьян. Тут и упал, тут и уснул. А бумажку-то эту, документы, под голову подложил, сохранил как-то. Утром просыпаюсь. Первое дело, что мне странно показалось - небо надо мной, синее небо. Тюрьма ведь все, пересылка... А тут небо! Думаю, чокнулся. Грызу себе руку - нет, еще не чокнулся. Господи! Сотвори день сей днем милосердия Твоего!

Вылезаю из ямы. Один старик молится, а второй рубашку стирает в реке. "Ой, сынок, жив!" "Жив, отцы, жив."

Умылись в реке - река Ишим. Солнышко только взошло. Начали молитвы читать:

"Восставше от сна, припадаем Ти, Блаже, и ангельскую песнь вопием Ти, Сильне. Свят, Свят, Свят еси Боже, Богородицею помилуй нас.

От одра и сна воздвигл мя еси Господи, ум мой просвети и сердце..." Прочитали молитвы те, слышим: бом!.. бом!.. бом!.. Церковь где-то! Служба есть! Один старик говорит. "Дак вона, видишь, на горизонте?" Километра полтора от нашего ночлега. "Пойдемте в церковь!"

А уж мы не то чтобы нищие были, а какая есть последняя ступенька нищих - вот мы были на этой ступеньке. А что делать - только бы нам причаститься! Иуда бы покаялся, Господь бы и его простил. Господи, и нас прости, что мы арестанты! А батюшке-то охота за исповедь отдать. У меня не было ни копейки. Какой-то старик увидал нас, дает три рубля: "Поди разменяй!" Всем по полтиннику, а на остальное свечки поставили Спасителю и Царице Небесной. Исповедались, причастились - да хоть куда веди нас, хоть расстреляй, никто не страшен! Слава Тебе Господи!"

Случай в совхозе Зуевка

Так началась ссыльная жизнь Павла Груздева в городе Петропавловске, где в первый же день причастились они со стариками-монахами в соборной церкви Петра и Павла. В Казахстан заключенный Груздев был отправлен "на вечное поселение". В областной строительной конторе поставили Груздева на камнедробилку. "Кувалду дали, - вспоминал батюшка. - Утром-то работа начинается с восьми, а я в шесть часов приду, да и набью норму, еще и перевыполню". Как-то раз командировали их, административно-ссыльных, в поселок Зуевку на уборочную. Совхоз Зуевка находился в тридцатисорока верстах от Петропавловска и будто бы там что-то случилось- без присмотра осталась скотина, птица домашняя, урожай не убран. Но правды никто не говорит.

"Привезли нас на машинах в Зуевку, - рассказывал о. Павел. -А там что делается-то! Родные мои! Коровы ревут, верблюды орут, а в селе никого, будто все село вымерло. Кому кричать, кого искать - не знаем. Думали, думали, решили к председателю в управление идти. Приходим к нему., ой-й-ой! Скамейка посреди комнаты стоит, а на скамейке гроб. Маттушки! А в нем председатель лежит, головой крутит и на нас искоса поглядывает Я своим говорю: "Стой!" - а потом ему: "Эй, ты чего?" А он мне из гроба в ответ: "Я новопреставленный раб Божий Василий"

А у них там в Зуевке такой отец Афанасий был -