Неожиданно оказавшись в мощном поле взаимного притяжения, Адам и Клер больше не расставались, хотя в момент встречи ни он, ни она не искали приключений; ни у нее, ни у него не было ни малейшего искушения испытывать на прочность свой брак, оба умело изображали семейное счастье. Их ставили в пример. Как образцы постоянства. Необходимое притворство в обществе, где демонстрация мнимого благополучия служит барометром жизненного успеха. Но было и кое-что еще – идентитарный барьер, именуемый Адамом «грузом иудейства»: целый год он мешал ему сделать окончательный выбор и изменить свою жизнь. Спустя два месяца после начала их отношений Адам признался Клер, что не может ничего ей обещать, потому что не готов разрушить семейный очаг – очаг еврейский со всеми вытекающими из этого определения обязательствами и моральным долгом, религиозными предписаниями и болезненным ощущением исключительности, – не решается покинуть дом, где поселил свою семью, развязать конфликт, за которым последуют развод и невозможность каждый день видеть дочерей. Ему необходимо было чувствовать себя защищенным, а Клер не могла ему это обеспечить. Так что целый год их любовь существовала параллельно с остальной жизнью: если получалось, они проводили день вместе, занимаясь любовью, а когда возвращались каждый к себе домой, всякий раз испытывали одинаковое чувство вины, одинаковое стремление к воздержанию и покою. Адаму приходилось отвечать на напряженные расспросы жены: «У тебя был удачный день? Как дела на работе? Все хорошо?» Но что он мог ей ответить? Что посвятил этот день оргазму? Только теперь, перевалив за сорок, он обнаружил, что это слово может таить в себе разрушительное начало. Секс, единственная жизненно необходимая разрядка, чтобы окончательно не поддаться апатии, которая столько лет им владела. До сих пор он воспринимал секс только через призму безмятежного супружества, как приятное занятие, простое и упорядоченное, и со временем понял, что может легко от него отказаться, ибо оно сильно напоминало гигиенические процедуры, не вызывавшие особого желания их повторять, а теперь неожиданно изведал самые сильные и самые пагубные свойства любовной страсти – неудержимый натиск и смятение, радость и душевный разлад, беспомощность, полное внутреннее опустошение, – и каждый раз, когда он возвращался к семье, утомленный этой связью, требовавшей энергии и силы, он внушал себе, что у него никогда не хватит мужества променять жизнь, фундамент которой он так прилежно строил, на отношения, основанные на тайной переписке преимущественно эротического свойства, не прошедшие проверку реальностью, опытом повседневного совместного существования – словом, обычной жизнью. Встречаясь с Клер, Адам видел степень своей несвободы – расплаты за супружескую воздержанность. С Клер он изменил образ мыслей, с ней он наконец придет к согласию с самим собой. Да, но будет изгнан из своей среды. Пария. Нечестивый еврей, покинувший свой очаг. Снедаемый стыдом. К этому он не был готов, а потому месяц за месяцем не решался давать никаких обещаний. Его воспитывали ревностным защитником еврейской избранности. Сколько раз подростком он слышал эти слова? Ты ЕВРЕЙ, а значит, у тебя есть ОБЯЗАННОСТИ, ты частица своего НАРОДА и должен обеспечить его ВЫЖИВАНИЕ.

Такова она и была, история преемственности и выживания его народа во враждебной среде, – история, дополненная недавними событиями. Он перенес новую душевную травму в январе 2015 года, когда произошло нападение на редакцию «Шарли Эбдо», затем на магазин кошерных продуктов у Порт-де-Венсен, где погибли еще и двое полицейских. Три дня после случившегося он не мог работать и сидел дома с женой и дочками, заперев дверь и закрыв ставни. Их семейная трагедия, общая судьба и зыбкое будущее связывали их крепче, чем любовь. В начале их отношений с Клер, когда, открыв для себя секс, Адам не мог уже думать ни о чем другом, он несколько раз порывался собрать чемодан и уйти, однако ему понадобился целый год, чтобы набраться смелости и объявить жене и детям, что уходит, свыкнуться с мыслью о том, что нужно организовать религиозный развод – жене он понадобится, если она захочет снова устроить свою жизнь, – и в присутствии судьи-даяна отречься от женщины, подарившей ему двух любимых дочерей, поддерживавшей все его профессиональные начинания, неизменно ободрявшей его, когда он терпел неудачи и сомневался в себе, отречься от женщины, пережившей вместе с ним настоящий кошмар, и произнести слова, за которые потом будет всю жизнь корить себя: «Я тебя оставляю, я тебя покидаю, я тебя отвергаю».

Его приводила в ужас мысль о том, чтобы поселить своих дочерей, воспитанных в строгих правилах иудаизма – а младшая и вовсе в религиозном рвении пошла по стопам матери, – под одной крышей с Клер, современной женщиной, получившей светское воспитание, атеисткой, воспринимавшей смешанный брак как проявление свободы выбора и источник блага. Он боялся сделать еще более уязвимой старшую дочь Милу, которой пришлось второй год учиться в выпускном классе и, казалось, не суждено было выйти из внутреннего кризиса, постигшего ее во время теракта трехлетней давности. С тех пор она оставалась легкоранимой, часто ходила к психотерапевту, ее одолевали мрачные мысли и каждую ночь мучили кошмары, которые всегда заканчивались автоматными очередями, и утром она просыпалась вся в слезах; потому-то Адам месяц за месяцем склонялся к тому, чтобы оставить все как есть. Клер же стремилась к ясности и определенности в их отношениях, приносивших ей больше страданий, чем ему. Месяц за месяцем они только и делали, что пытались порвать и снова воссоединялись, сознавая, что их взаимное притяжение, интеллектуальное и сексуальное, их необыкновенная любовь – это не просто случайный эпизод, такое бывает лишь раз в жизни. В конце концов она оставила его в покое, заставив себя поверить, что все его жалобы, которые она долгое время считала смехотворными, связаны с кризисом среднего возраста, с потребностью в самоутверждении, с внутренним выгоранием, характерным для тех, кому после сорока выпало пережить если не новую любовь, то по меньшей мере сексуальную страсть, прежде чем начнется упадок. А потом как-то утром Адам объявил Клер, что сделал выбор: он разводится.

Перед тем как заговорить о разводе, Адам несколько дней пытался представить себе реакцию жены, когда он сообщит ей, что покидает семейное гнездо, потому что любит другую женщину. Воображал, как она расплачется, станет бросаться предметами, возможно, оскорблять его, угрожать, что разрушит его жизнь, не позволит видеться с дочерьми, ждал, что она обратится к посредникам, чтобы помирить ее с мужем и образумить его, – к раввину, друзьям, знакомым, родственникам, членам их религиозной общины, но ни на секунду не мог предположить, что она будет его игнорировать. Она не желала разговаривать с ним, смотреть на него, как будто он сделался прозрачным, нечистым; он видел, как она бродит из комнаты в комнату, бросив все свои дела, не выказывая никаких эмоций; она дала ему понять, что он больше для нее не существует; он может размахивать руками, говорить, есть, перемещаться по дому – он для нее умер. На следующий день она сообщила директору школы, где преподавал Адам, что муж бросил ее «ради гойки, с которой долгое время состоял во внебрачной связи». Адама уволили. Он набил вещами чемодан и уехал к Клер, в номер парижского отеля. Спустя несколько дней они сняли меблированную квартиру в 13-м округе и поселились там.