– Ничего! Прорвемся! – преувеличенно бодро сказал Бармаков, как-то неприлично громко щелкнул резинкой спортивных трусов, а потому тут же поторопился чмокнуть в щеку Маняшку.

Максимов встал перед Юлей и хмуро спросил:

– Болеть-то хоть за нас будешь?

Юля понимала, что за этим вопросом скрыт другой: «Ты меня больше не любишь?» Она должна была бы ответить: «Юра, прости, но я тебя никогда не любила, просто не знала об этом», но сказала:

– Конечно, буду! – и постаралась не отвести глаз и даже улыбнулась.

Максимов улыбнулся в ответ. Похоже, он решил, что еще не все между ними кончено. Юля подумала, что в данный момент это даже неплохо – эта уверенность поможет ему играть. А потом... Впрочем, зачем забегать так далеко? Потом и будет потом... Вот он, свисток судьи к началу матча. Уж этот она не пропустит! Она будет болеть за своих мальчишек, с которыми проучилась с самого первого класса. Они с девчонками переболеют всех остальных болельщиков, и их 11-й «В» победит, и вся эта гадкая школа узнает...

Что узнает гадкая школа, Юля не додумала. Она приподнялась с низкой скамейки, чтобы хоть на пару минут распрямить слегка затекшие ноги, и автоматически бросила взгляд в сторону Дунаевского. Он смотрел на нее. И как смотрел! Юле показалось, будто из его глаз через весь зал к ней тянулись два светлых дрожащих луча... Нет! У нее явно начались самые настоящие глюки. Юля поправила джемпер и опустилась на скамейку к Маняшке, которая уже ничего не видела и не слышала, кроме игры. Сжав маленькие кулачки у груди, она как заведенная приговаривала:

– Ну мальчики, ну давайте, ну поднажмите, ну сделайте этих гадов...

С самыми чистыми намерениями Юля собралась присоединиться к подруге и даже сжала кулаки, как Маняшка, а потом все же решила позволить себе бросить последний взгляд на Дунаевского. Может быть, ей показалось, что он на нее смотрел. Может, он просто оценивал мощь болельщиков команды 11-го «В»... И Юля посмотрела в сторону скамеек 11-го «А». Лучше бы она этого не делала. Лучше бы не делала...

Дунаевский продолжал смотреть на нее неотрывно. Губы его слегка приоткрылись. Юля поняла, что его перестало интересовать то, что происходит на игровой площадке школьного физкультурного зала. Он заметил ее... Заметил... И она ему понравилась. Нет, не так... Она ему ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛАСЬ... Юля почувствовала это всем существом, всем сердцем. Они с Олегом не могли отвести друг от друга глаз. Пока никто другой на это еще не обратил внимания. Все были заняты игрой. Болельщики орали, свистели и притоптывали. Для Олега и Юли стояла тишина. Нечто до странности ненужное зачем-то мелькало перед глазами, они оба пережидали эти моменты потери друг друга и опять погружались в один долгий общий взгляд.

– Нет, ты посмотри, Юльша! – Маняшка дернула подругу за рукав. – Вот ведь неправильно этот их великий Тютявин судит! Неправильно! Ты же видела, что мяч в аут ушел? Видела! Да мы все видели!

Юля никак не могла сообразить, что такое аут и зачем в него ушел мяч. Она не понимала, кто такой Тютявин. Но Маняшку она забыть не могла, потому что дружила с ней с самого детского сада.

– Да-да... – ответила подруге Юля, чтобы как-то обозначить свою якобы заинтересованность игрой.

– Ну ничего! – отозвалась Маняшка. – Если Юрик не подкачает с подачей, мы выиграем! Нам только одно очко и нужно! Ну! Юлька! Посмотри на Максимова с нежностью, а! Ему ж сейчас подавать! От этого все зависит!!

Юля с трудом отвела взгляд от Олега и перевела его на поле. Максимов как раз становился на подачу. Он принял мяч и, поигрывая им, посмотрел на Юлю. Он хотел было улыбнуться ей, но что-то во взгляде девушки ему не понравилось. Он мгновенно повернул голову в сторону скамеек, где сидели болельщики 11-го «А». Юра сразу понял, на кого смотрит Дунаевский. Максимов перевел глаза на Юлю. Она не смогла ему солгать даже взглядом и не только опустила глаза, но даже прикрыла их рукой.

То, что было дальше, Юля не видела. Ей уже потом Маняшка рассказала о том, как Максимов резким ударом послал мяч прямиком в сетку. Счет сравнялся. Подача перешла к команде 11-го «А», и они забили последний решающий мяч. Спортивный зал взвыл! После награждения болельщики вынесли победителей из зала на руках.

Маняшка продолжала сидеть на пустой уже скамейке, сжавшись в жалкий комочек.

– Мань, пойдем! – потянула ее за рукав Юля. Ей очень хотелось найти Олега, чтобы хотя бы еще раз взглянуть ему в глаза, но оставлять подругу в таком плачевном состоянии было нельзя.

Маняшка вырвала рукав, подняла на Юлю злые глаза и выкрикнула на весь, к счастью, уже почти пустой зал:

– Это все ты!! Это из-за тебя!! Тебе плевать на класс!! Только о себе и думаешь! Эгоистка!! Преступница!! Переходи в 11-й «А»!

После этих слов, которые девушке дались нелегко, Маняшка вдруг заплакала, закрыла лицо руками и выбежала из зала, крикнув напоследок Юле:

– И не вздумай ко мне подходить!!

Пораженная Юля осталась стоять возле скамеек. Ну что она такого сделала, чтобы Маняшка посмела обозвать ее преступницей? Разве преступно кого-то не любить... полюбить другого... Разве их ребята проиграли из-за чьей-то любви-нелюбви?

Девушка медленно побрела к выходу. Ей казалось, что теперь все станут показывать на нее пальцами. Вот она, та самая Юлька Дергач, из-за которой 11-й «В» самым позорным образом продул «ашкам»! Да что же такое творится с ней, с Юлей? Может, она и впрямь в чем-то виновата? Ну... хотя бы перед Максимовым. Она ведь так с ним и не поговорила, заставляя теряться в догадках. Может быть, если бы она сказала ему все сразу, то он уже свыкся бы как-то с мыслью об их расставании и не переносил бы эмоции на игру?

* * *

За школой на двух составленных рядом низеньких детских скамеечках сидел понурый 11-й «В». Юля нерешительно приблизилась к одноклассникам.

– Иди-иди сюда, исчадье ада! – пригласил ее Бармаков.

Юля подошла еще ближе, не решаясь подсесть на свободный край скамейки.

– Ну и что ты нам можешь сказать в свое оправдание? – продолжил Бармаков.

– Кончай, Генка! – подал вдруг голос Максимов. – Юлька не имеет никакого отношения к тому, что я... вмазал прямо в сетку...

– Имеет! – взвизгнула Маняшка. – Знаем! Если бы все женщины, провожая своих... мужчин на бой... ну... или на соревнования... говорили бы им: «Я тебя, милый, больше не люблю!», нас давно поработили бы другие народы, например, та же фашистская Германия!

– Вот только не надо нести чушь, Манька! – скривился Максимов. – Ничего такого Юля мне не говорила! И вообще, это не ваше дело! Хотите исключить меня из команды – пожалуйста! Исключайте! А в наши с Дергач отношения не лезьте! Понятно?!

И, поднявшись со скамеечки, Юра посильнее запахнул куртку, будто ему было холодно теплым сентябрьским вечером, и пошел прочь с детской площадки.

Юля стояла перед одноклассниками, еле сдерживая слезы, а все тот же неутомимый Бармаков вещал: