Ника в кознях папашки участия не принимала, дочка у меня умная, взрослее некоторых, да к тому же и не злопамятная. Ну подумаешь – сбежала от них мама к врачу, было весело, конечно, но ведь много других развлечений, зачем же зацикливаться.

Видимо, гены злокозненности, унаследованные от Майорова, пока еще едва укоренились, но до буйного цветения еще далеко. А еще Никуська, несмотря, вернее – благодаря необычным способностям, позволяющим ей чувствовать боль близких людей, за три года своей жизни узнала слишком много боли. И, как бы дико это ни звучало, ужас происшедшего не стал для нее чем-то запредельным. Для девочки это была ее реальность.

А вот для Лешки – нет. И боязнь потерять меня или дочь стала его устойчивой фобией. Поэтому все, что касается нас с Никой, отныне главное в его жизни. Он должен знать, что происходит с самыми дорогими людьми, просто обязан, по-другому никак.

А тут я со своими фокусами!

Ох, если бы Лешка узнал, что со мной происходило в его отсутствие… Хорошо, что не узнал.

Но профилактическим воспитанием непослушной жены решил заняться. В чем это выражалось? В разложенных и развешанных повсюду разнообразнейших инструкциях и правилах поведения. Знаете, как учат иностранный язык, цепляя на всех предметах листочки с названиями? Вот и мой любезный супруг решил, что сможет таким образом превратить полевого хомяка в шиншиллу. Это не я, это он, свин такой, сказал. Нет, не свин. Если уж говорить о пушных зверьках, то Майоров – выхухоль.

А потом Лешка улетел. На целых две недели, в гастрольный тур по Дальнему Востоку. Но к Восьмому марта был обещан нам, ведь количество представительниц прекрасной половины человечества, которых следовало поздравить, в окружении господина Майорова было больше чем достаточно. Впрочем, достаточно – понятие весьма неопределенное, а потому – удобное.

Ника перед отъездом вручила папе вылепленного ею из пластилина забавного чудика. По версии автора, это был медвежонок, а звали его Бака.

– Как? – улыбнулся Лешка. – Бяка? Он что, вредина?

– Не-е-ет! – возмутилась юная скульпторша. – Он не бяка, он – Бака! Он хороший, ты его всегда с собой носи, а перед сном возле кровати ставь. Мишка будет тебе сказки рассказывать, песенки петь, и ты быстро уснешь.

– Доча, а давай мы папе инструкцию по эксплуатации данного пластилинового изделия напишем, наш папа по-другому информацию не воспринимает.… – Местью вот тут балуюсь, знаете ли.

– Давай! – И малышка направилась к своей комнате.

– Не надо, я на самолет опоздаю! – взмолился Лешка, показывая мне кулак. – Я все запомнил и даже сообразил, что для медведика нужна специальная коробочка, чтобы он не расплющился. Правильно?

– Ага!

– Тогда мне надо бежать, чтобы в аэропорту купить упаковку покрасивее. А кстати, – повернулся ко мне папа, – ты мне ничего не слепила?

– Я тебя слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила.

– Плагиат, но приятно! – мурлыкнул муж, занявшись филематологией.

Это, между прочим, научное название процесса поцелуя, а не то, что подумали особо невоспитанные и необразованные личности, вот.

Наш папа уехал, но у нас с дочкой было чем заняться. Хватит ребенку дома сидеть, скучно ей одной. Не будешь ведь без конца в гости мотаться, тем более что любимые друзья моей дочки, Лелька и Денька Салимы, живут не в Москве, а в Швейцарии. Да и не до гостей там сейчас, ведь у двойняшек скоро появится маленький братишка, Таньский, их мама, сейчас похожа на бочоночек с ножками.

А общения с детьми Нике не хватало все больше и больше.

Но, к сожалению, обычный детский сад нам не подходил, слишком уж опережала Ника в развитии своих сверстников. Определять ребенка к старшим детям рискованно, возраст ведь не является гарантией ума. Соблазн обидеть девчонку младше себя довольно велик, особенно у мальчишек, а эта конкретная девочка обиды терпеть не станет. И что она может сотворить с обидчиком – лучше не представлять.

Конечно, можно было бы отправить дочку в специальное заведение для детей-индиго, я больше чем уверена, что подобное давно организовано, ведь количество таких детей за последнее десятилетие резко возросло. Вот только существует такое заведение под крылышками соответствующих контор. Хотя нет, не под крылышками, слишком уж ненужные ассоциации вызывает это слово. Пусть будет под контролем соответствующих контор.

Короче, туда нам не очень хочется. И я попросила Сергея Львовича узнать координаты центров для особо одаренных детей, не имеющих никакого отношения ни к его месту службы, ни к их смежникам.

Генерал справился с заданием очень быстро, это же для Никусика!

В списке Левандовского оказалось пять адресов. Ехать туда сразу с ребенком, думаю, не стоит. Сначала я наведаюсь туда одна, поговорю с воспитателями, с руководством, познакомлюсь с детишками. И, в зависимости от результатов, выберу один или несколько подходящих, куда уже можно будет ехать с Никой.

В первую очередь я решила съездить по самому удаленному адресу. Центр для одаренных детей с многообещающим названием «Наше завтра» располагался на территории бывшего пионерского лагеря, в десяти минутах езды по Рижскому шоссе, в великолепном сосновом бору. Уже хорошо, место уединенное, на свежем воздухе. Посмотрим, как обстоят здесь дела с охраной.

А что, очень даже хорошо обстоят. И забор подходящий, высокий и надежный, и ворота внушают трепет и уважение. Осталось посмотреть, кто там у ворот изнутри – дряхлый дедушка с кремневым ружьем или крепкие парнишки из охранной фирмы.

Но сначала хочу обойти территорию снаружи, вдоль ограды. Как дама, в заборах кое-что понимающая (но-но, не подзаборная!), знаю, что тыльная сторона изгороди частенько страдает кариесом. Дырки есть, в смысле. Парадная часть – супер, монолит, танком не возьмешь, а стоит зайти с черного хода – добро пожаловать всем желающим!

Оставив машину возле ворот, я пошла налево. Ну так, для общего развития, я ведь от Лешки налево не хожу, а узнать, что там, в налеве, хочется.

Да ничего особенного. Забор стоял ровно, плечом к плечу, без единой щели. Погода сегодня была замечательная, довольно редкая для второй половины февраля: легкий морозец, солнце, снег в лесу, в отличие от городского, ослепительно белый. Похрустывает под ногами так вкусно, с территории центра веселые детские голоса доносятся, деревья слегка покачиваются. Пастораль, в общем, причем полная.

Внезапно в благолепие грязными сапожищами вломился трехэтажный мат. Затем – хриплый, сорванный собачий лай, перемежающийся рычанием.

– Ах ты… совсем о…ел?! Ты когда поймешь, кто тут хозяин, а?! Сколько можно тебя учить, кабысдох проклятый! Убил бы давно, так ты… деньжищ стоишь немереных! У, зверюга! Даже голод тебя не сломал! Ничего, хорошая дубина обломает! Н-на, получи!

Снова звуки ударов, мат, жалобный собачий вскрик и – плач-скулеж.