— Уф, это было бы замечательно, парень. Как тебя зовут?

— Антон.

— Хорошо, Антон, давай по порядку, мне нужны детали…

Через пару минут я завершаю пересказ, произошедшей на моих глазах трагедии, во всех подробностях. Разве что о странной дымке, исходящей от гиганта, приходится умолчать, не хочу в столь юном возрасте очутится в дурке.

— Хорошо, спасибо, Антон, я направлю в твою школу благодарственное письмо. Господин, Ямагути, Антон все верно пересказал?

— Да.

— Еще мне нужна подпись, но я вижу в каком состоянии ваши руки, поэтому…

Рикиси молча отбирает у опешившего полицейского планшетку, выщелкивает сломанными пальцами ручку из зажима и ставит размашистую подпись — на это даже смотреть больно. После чего сумоист возвращает измазанный кровью, покрытый отпечатками пальцев, протокол обратно служителю порядка, разворачивается и молча уходит. Я следую за ним.

— Спасибо, что спасли господин, Ямагути. — я должен узнать, что за странный пар я видел, просто обязан.

— Даже и не думал. Не знал, что еще кто–то остался.

— Тогда зачем? Вы, ведь могли увернуться от столкновение или вы беспокоились о других людях, которым мог причинить вред этот грузовик?

— Я не настолько хороший парень, просто подвернулось достойное испытание. Возможно после него я смогу преодолеть свой застой.

— Господин Ямагути, а с полицейскими вы так охотно не общались.

— Не люблю этих ребят, хотел немного над ними поиздеваться.

Он это серьезно? Да на нем живого места нет, а он решил позабавиться с полицейскими. У этого парня точно не все в порядке с головой.

— Господин Ямагути, я кое–что видел перед тем, как вы…

— Нет, не видел.

Ямагути качает головой, при этом пристально смотрит мне прямо в глаза. От этого взгляда по всему телу распространяется странная тяжесть, словно меня медлееееено закапывают живьем. Дышать с каждой секундной становится все трудней. С каким–то потусторонним ужасом слежу за его окровавленной ладонью, которая ныряет в карман необъятных шаровар.

— На мороженное. И мой тебе совет: не торопись взрослеть, а то не успеешь насладиться детством.

Он давно скрылся из виду, а я все продолжаю стоять на том же самом месте, не в силах сбросить с себя странное оцепенение. В моей правой ладони зажата стопка окровавленных купюр. И что это сейчас было?

Домой возвращаюсь на автопилоте. Столько вопросов и ни одного ответа. Но послание Ямагути я распознал отлично — не трепи языком, если не хочешь сдохнуть раньше времени. Я увидел что–то, что мне видеть было не положено. Или не только мне? Но разве я один заметил то странное испарение? А что если так, тогда почему это увидел только я? Столько вопросов, моя голова вот–вот закипит, словно гребанный чайник.

Раскладываю купленные продукты по полочкам, все скоропортящееся засовываю в холодильник и тут же выхожу обратно на улицу. Мне срочно нужно разгрузить голову, а что может быть лучше для выбивание лишних мыслей, как ни тренировка до изнеможения.

Навернув пару кругов вокруг квартала, при этом едва не выплюнув собственные легкие, прогулочным шагом направляюсь в сторону детской площадки.

— Эй, парни, да это же Тон–тон! — краем глаза замечаю своих одногодок из параллельного класса.

Пару раз видел этих троих, когда они шпыняли младшеклашек на улице и отбирали у тех карманные деньги — обычные гопники, не бойцы. К Антону они никогда особо не приставали, опасаясь гнева Ивао. Ведь, в их глазах Тон–тон был игрушкой Ивао, а тот в свою очередь держал в кулаке всю среднюю Тосэн. Обычно, подобная встреча не сулила Антону ничего, кроме мелких пакостей и пары затрещин. Но явно не в этот раз. Судя по предвкушающим взглядам этой шпаны, скорый переход Ивао в старшую Тосэн придал им храбрости.

Я отлично знаю, чем обычно заканчивается подобное внимание. Поэтому, когда они подходят ко мне со своими гаденькими ухмылками, бью первым. Джеб на скачке садит первого на жопу, из разбитого носа капает кровь. Удар не сильный, но я отлично поймал момент, когда первый из гопников, делая шаг, перенес вес тела на одну ногу.

— Ах, ты, кусок дерьма! Ну, сейчас, ты, получишь!

Резко разрываю дистанцию, чтобы не попасть в захват опомнившихся гопников. Если меня схватят, то все — конец. Несмотря на то, что эти ребята не бойцы, выглядят они достаточно крепкими для своего возраста. Видимо, посещают какую–то спортивную секцию. Отступая назад и периодически смещаясь, выстраиваю их в одну линию. Делаю это, чтобы было проще контролировать боевую зону, так как, если меня окружат, то мне пиздец. Задавят массой, повалят на землю и запинают.

— Хватит бегать, сыкло! Дерись, как мужик!

— Грязная свинья, стой, я тебя обоссу!

Изредка постреливая джебом, чтобы осадить самых прытких я ищу момент для контратаки. Мне нужно поймать хотя бы одного на противоходе, чтобы с гарантией его рубануть. Подходящий шанс появляется достаточно быстро, все таки эти мелкие засранцы не бойцы. Ныряю под широкий замах и ввинчиваю всем телом свинг в челюсть одного из гопников. Слабо, грязно, но даже такого исполнения хватает, чтобы выключить его на некоторое время. Минус один.

Ухожу с траектории падающего тела и сам ловлю случайную оплеуху. Удар приходится в область уха, в голове раздается звон. Я немного теряю равновесие и едва не оказываюсь сбит с ног гопником с кровоточащим носом. Чудом ухожу за его ведущую ногу — тренировки по футворку приносят свои плоды, и засовываю слабенький хук с левой руки. Удар приходится прямиком в пострадавший до этого нос, кровотечение усиливается и гопник, прикрывая лицо руками, резко отшатывается. Он что–то мычит, его глаза слезятся, а из–под, прижатых к лицу ладоней, сочится кровь. Ясно одно — продолжать он не намерен. А значит — минус два.

— Все, Тон–тон, мы поняли, ты победил. — включает заднюю третий. — Мир?

Он протягивает мне ладонь для рукопожатия. Делаю вид, что собираюсь ее пожать, но вместо этого пробиваю апперкот в открытую бороду. Зубы гопника звонко клацают, его немного ведет. Он явно не был готов к такому подлому апперкоту от бедра. Чтобы закрепить успех, пробиваю классическую двойку в открытое лицо. Она залетает, как к себе домой, и хотя не наносит особого урона, но окончательно подрывает боевой дух последнего гопника. Тот садится на корточки и прикрывает голову руками.

— Все, все, хватит, не бей, мы все поняли.

— Э, нет, ушлепки, так дело не пойдет. С вас двадцать штук.

— Но…

— Пятьдесят. Срок, вам — ублюдкам, до начала летних каникул. — стычки с местными полу криминальными элементами научила меня тому, что всех косячников нужно ставить на счетчик. В здешней Японии это что–то вроде хорошего тона и проявления крутизны.

На трясущихся от адреналинового отходняка ногах покидаю поле боя. Мне повезло, будь эти ребята немного посообразительнее или по опытней, то легко бы разделали меня под орех. Но дети — такие дети. Этим троим помешали эмоции и вера в собственную исключительность.