На следующий день лорд Пуцкинс проснулся поздно. Было уже около 10 часов. Кроме него, в комнате был еще Станислав, слуга и неразлучный товарищ геолога. Это был чудесный парень: в меру услужливый, в меру веселый и любопытный, чрезвычайно искренний и преданный.

Он еще мальчиком попал из родительского дома в услужение к профессору и быстро освоился с новыми условиями жизни. Он выучился чужому языку и вскоре стал правой рукой ученого.

В четырнадцать лет он из простоватого мальчугана превратился в дельного помощника и постоянного спутника в научных экскурсиях профессора. В то же время он был и его лакеем, поваром, секретарем и заботливым опекуном. Он чистил сапоги, жарил бифштексы, складывал и склеивал кости, приводил в порядок рукописи, но умел в то же время десять раз в течение одного часа навлечь на себя гнев профессора. В последнем отношении он был прямо неподражаем. Нисколько не смущаясь вспышками геолога и резкими выговорами, он невозмутимо продолжал склеивать обломки костей пещерного медведя с обломками костей гиены, отдавал в переплет страницы разных рукописей и утверждал, что все содержится им в полном порядке.

О своих делах и делах профессора он говорил всегда во множественном числе: мы экзаменовали студентов, заплатили портному, открыли скелет обезьяны и т. д. Профессор ничего не имел против этого сотрудничества, лишь бы все было в порядке.

Справедливость требует сказать, что Станислав имел некоторое право на доверие, так как геология была ему отчасти знакома. Самой сильной его стороной являлась петрография[6] . Минералы, которые ему по службе часто приходилось разглядывать, так как на нем лежала обязанность сметать с них пыль, приносить и уносить обратно в музей, очень его интересовали, и он имел о них препорядочные сведения.

Палеонтология также не была ему совершенно чужда, благодаря тому, что он очень любил читать надписи на разных окаменевших экземплярах. Но когда он произносил греко-латинские названия, было презабавно слушать, как он умудрялся их коверкать.

Таков был Станислав.

— Доброго утра, лорд! — сказал он, когда лорд открыл глаза.

— Доброго утра! — зевая, ответил тот.

— Как вам спалось, лорд? Я уже здесь часа два разбираю минералы. Поглядите-ка, какой прелестный образчик известняка…

— Это что за порода?

— Это, лорд, такая осадочная порода, которая состоит из спаянных между собой камешков. Горные породы, как вам, должно быть, известно, делятся на осадочные и массивные, или кристаллические. Первые образовались из осадков на дне морском и называются также слоистыми; вторые (как, например, гранит, лава) происхождения огненного.

— Ты, я вижу, занятный парень, — сказал англичанин и сел на кровати, — говоришь, словно книжку читаешь.

Станислав взял со стола другой камень и поднес его лорду.

— Это также осадочная порода, — сказал он с возрастающим оживлением, — именуется она песчаником, так как состоит из зерен кварца, связанных минеральным веществом. Если вещество это глина, то песчаник называется глинистым; если — кремневая масса, то — кремнистым.

— В самом деле? — проговорил лорд, с любопытством глядя на Станислава. Тот почувствовал, что произвел впечатление, и небрежно прибавил:

— У нас полные шкафы разных песчаников. А вот аммонит, — продолжал он, — полюбуйтесь… что за дивный экземпляр! Видали ли вы что-нибудь подобное по красоте?

— Скажи лучше, где профессор, — сказал англичанин, которому болтовня Станислава начинала уже надоедать.

— Ушел! Разве он может усидеть дома, в хорошую погоду особенно? Вероятно, забрался куда-нибудь со своим молотком и придет нагруженный, как носильщик. Сколько у меня труда потом с укладыванием в сундуки всех этих минералов, костей и окаменелостей, одному только Богу известно. И вдобавок — за каждую мелочь выговор!..

— Куда же пошел профессор? — прервал его лорд.

— Разве вы не знаете? Ведь он нашел ночью отверстие.

— Это я знаю!

— Ну, так вот он туда и пошел!

— Почему же ты мне сразу этого не сказал? — с сердцем воскликнул лорд, и, быстро одевшись, побежал к месту своего вчерашнего открытия.

Аммониты юрского (слева) и мелового периода

Там он застал кучку босняков. Двое лежали над отверстием и внимательно прислушивались к чему-то. Несколько человек громко спорили и размахивали руками. Лорду показалось, что они чем-то очень встревожены и недовольны. Между ними находился и его переводчик, который объяснил ему, что профессор, несмотря на отговоры собравшихся босняков, решил спуститься вглубь земли и соблазнил обещанием щедрой награды одного молодца спуститься вместе с ним; оба уже часа два находятся в адской дыре и, вероятно, уже поплатились жизнью за свою смелость. Все это переводчик рассказывал в сердитом тоне; а босняки, хотя и не понимали по-английски, вставляли в его рассказ недовольные возгласы. Но прежде, чем рассказчик успел кончить, один из лежавших на земле людей быстро вскочил и крикнул:

— Идут!

Он не ошибся. Через несколько минут донесся шум и человеческие голоса.

Лорд Пуцкинс наклонился над отверстием.

— Победа! Радуйтесь, лорд! — крикнул ему оттуда профессор. — Трещина уходит глубоко в землю, глубже, чем я смел надеяться.

— Изменник, изменник! Ушли, ничего мне не сказав, — гневно заговорил лорд.

— Вы так сладко спали, что мне совестно было будить вас, — оправдывался профессор.

— Неправда! Это из зависти! Вы хотели первым проникнуть в пропасть, и за это вы, как только выйдете, получите достойное возмездие.

— Но я не думаю выходить, пока не доберусь до дна пропасти. Быть может, найдется другой выход, и тогда мы уже не скоро встретимся.

— Прекрасно, прекрасно, ищите другого выхода… здесь же вы мой пленник…

Тут подбежал запыхавшийся Станислав и, услышав конец разговора, весело сказал:

— Вы забыли, лорд, что и я существую на белом свете.

— Далеко вы уходили, профессор? — спросил лорд, видимо успокоившийся.

— Я был на глубине трехсот метров. Теперь я нахожусь от вас на расстоянии 150 метров.

— А дорога удобная?

— Да, для мух очень удобная.

— Подождете меня?

— Нет, вам, лорд, не за чем подвергать опасности здоровье, а быть может, и жизнь.

— Но ведь вы же подвергаете.

— Я — другое дело. Я исполняю свой долг. К тому же для вас, как для человека неопытного в такого рода экскурсиях, опасность особенно велика.

— Вы, очевидно, меня совсем не знаете, профессор, — горячо заговорил лорд. — Я и не в таких ямах бывал. На острове Яве, где вулканов