Ушел я от него, не на шутку обнадеженный, даже повеселевший. Получалось, что теперь мне драться не в одиночку, за спиной появилась сила, ничуть не уступавшая корейской мафии, а то и превосходившая. Говоря военным языком, тылы были надежно прикрыты.

А потому, едва я вернулся к себе, веселый и радостный, тут же позвонил Мэри и спросил: может ли она прийти на свидание, в нашу квартиру, конечно. Вообще, как у нее обстоят дела? Добавил, что говорил с ее отцом, но по телефону слишком долго рассказывать, да и наши телефонистки могут от скуки слушать разговоры (она уже знала, что так и обстоит, и девушки с узла связи любят посплетничать, и не только меж собой).

Голос у нее был грустный, все такой же тусклый, но прийти в нашу квартиру она согласилась – никак не похоже (я действовал осторожными намеками), что родители ограничили свободу. Подозреваю, дело было еще и в извечном женском любопытстве – едва она услышала, что я говорил с ее отцом, голос зазвучал по-другому.

Дальше начался сущий детективный роман. Я приехал загодя, сидел в джипе неподалеку от особняка ее отца, там, откуда мог хорошо видеть и вход, и окрестности. Сыщик из меня, конечно, никакой, но я не увидел ни людей в машине, ни просто людей, которые следили бы за входом. Не нужно быть сыщиком, чтобы определить: ничего подобного, не могут же шпики стать невидимками?

Она вскоре вышла, до нашего дома, как всегда, должна была добираться пешком – там пройти нужно было всего-то два квартала, пусть длинных. Я медленно поехал метрах в ста за ней. Знал из тех же романов, что шпик при слежке всегда держит определенную дистанцию – но опять-таки был уверен, что никто за ней на такой вот дистанции не идет, ни мужчина, ни женщина. Прохожих на улице было не так уж много, и я верил, что не ошибся. Выждал немного – но никто следом за ней в подъезд не вошел. Впрочем, и нужды не было – если уж они знали точный адрес, должны были и так понять, куда она пошла.

Как я и думал, она первым делом хотела знать все о моем разговоре с ее отцом. Я рассказал подробно. Она еще больше запечалилась, со слезами на глазах сказала: вот видишь, я же предупреждала, что кончится чем-то вроде этого…

Я, понятно, принялся ее утешать. Рассказал о разговоре с Билли, заверил, что парень он надежный и все свои обещания выполняет. И подробно изложил свой план: отправлю ее в Штаты на ферму к отцу, и он мою законную жену примет, я не сомневаюсь, как родную. Я почти не знаю, какие у корейцев традиции, но отец ее как-никак большую часть жизни прожил в Америке, и мать тоже, а это не может не повлиять. Крепко сомневаюсь, что родители от нее отрекутся и проклянут так, как это показывают в фильмах из старинной жизни. Такое, что греха таить, и в Штатах случается, но крайне редко – как-никак середина двадцатого века. Если и бывает, то в вовсе уж глухом фермерском захолустье. У нас в округе я ни о чем подобном отродясь не слышал – а ведь отец ее много лет прожил не в какой-нибудь глухомани, а во Фриско, одном из самых больших американских городов.

Мэри сказала, что пошла бы на то, что я предлагаю, но только при других условиях. Как-то загадочно это прозвучало, «других», и я спросил напрямую: не связан ли ее отец с мафией, а то и сам – серьезный мафиозо? Даже если так, нечего ей бояться: в наших местах мафия как-то не котируется, тем более корейская, и фермеры наши любой мафии, если сунется, покажут, что почем и с какой стороны у опоссума хвост, а у винчестера приклад.

Мэри сказала, что я ничего не понимаю, что все гораздо хуже, чем мафия или даже пираты. И, я чувствовал, замкнулась, как устрица во время отлива.

Естественно, я жаждал объяснений. Что в этом городе может быть хуже мафии или пиратов? И приложил все усилия, чтобы ее разговорить, очень деликатно, нежно даже, но чертовски настойчиво. Удалось. В конце концов она сдалась. И выложила такое, что у меня рот раскрылся от изумления пошире дула авиапушки.

Вы только представьте себе! Получалось, что дядя у нее – самый натуральный колдун, причем злой, в точности как в серии комиксов, которые я собирал мальчишкой: «Злой колдун Зеппо и Боцман». Ну, не ко всем злой, ее он любит и всегда был к ней очень добрым, но вот другим может сделать много плохого…

В другое время, не будь она такой расстроенной, я бы расхохотался во все горло. На дворе середина двадцатого века! Телевизоры есть у многих, реактивные самолеты возят пассажиров через Атлантику, как подземка или автобусы, газеты все чаще пишут, что вскоре люди полетят в космос, как в фантастических романах или журнале «Занимательные истории», на других планетах высадятся. Да мало ли всякого, что лет сто назад оказалось бы сказкой или чудесами. И вдруг – натуральный колдун! Они бывают только в комиксах и в кино. Кто нынче всерьез верит в колдовство или ведьм? Одни только неграмотные негры с плантаций. Мальчишкой я от них всякого наслушался, как и мои приятели – но мы уже тогда не особенно верили, а когда я стал взрослеть, не верил вовсе. В жизни мне не встречались колдуны и ведьмы, и никому из белых в наших краях тоже. А Мэри к тому же – никак не девушка из захолустья, большую часть жизни прожила во Фриско, училась в католической школе, стыдно верить современной американской девушке – а кто же она еще? – во всякие средневековые сказки…

Она повторила, что я ничего не понимаю. И стала рассказывать…

Впервые она узнала, на что ее дядя способен, когда ей было лет пять. Дядя часто с ней возился. И начал доставать буквально из воздуха ее любимые шоколадки, лакричные леденцы, мороженое «Баскин и Роббинс». Потом ее куклы и плюшевые медведи ожили, стали расхаживать по детской, разговаривать с ней, петь ее любимые песенки. Медведи разъезжали на плюшевых осликах, показывали всякие номера, как цирковые наездники, клоуны жонглировали мячиками, куклы танцевали. Малышке все это страшно нравилось – и она, как любой ребенок на ее месте и в ее возрасте, нисколечко не задумывалась, что такого просто-напросто не должно быть…

Потом она подросла, пошла в школу, а там и перестала играть в куклы, и все они отправились в шкаф. Но ее любимые сладости дядя по-прежнему доставал из воздуха. Родители, оказалось, знали все и о сладостях, и об оживающих куклах, но настрого ей наказали никому в школе об этом не рассказывать. Она и не рассказывала. Когда ей было лет десять, началось кое-что другое. Вместе с дядей к ней всякий раз приходили персонажи ее любимых книжек, мультфильмов и кино с живыми актерами: Русалочка, Дороти с Тотошкой, Страшилой, Железным Дровосеком и Львом[1], Белоснежка с семью гномами, Бетти Буп[2], Принцесса-Златовласка и другие. Они были величиной с кукол и совсем как настоящие – гномы и друзья Дороти здоровались с ней за руку. Рассказывали ей всякие истории из своей жизни, о волшебной стране, играли – некоторые игры придумывали сами, на ходу. О них тоже нельзя было никому рассказывать – а то, предупредил дядя, они больше никогда не придут.