Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надо связаться с твоими родителями. А еще сделать тест!
— Да ну! Не так уж она и похожа на меня, глянь… Какая-то беспризорница. Кошка помойная!
— Прекрати!
На слове “кошка помойная” у меня сдали нервы. Хочу исчезнуть… Наплевать на всё. Хочу просто тишины, одиночества, чтобы меня оставили в покое. Самый главный суд не в этой жизни, а там… на небесах. Доронину и его “помойкой кошке” воздастся обязательно. Так мне воспитательница из детского дома часто говорила, когда у нас были уроки по “Церковной дисциплине”.
Они продолжают бранится на всю больницу. Пользуясь, моментом, я быстро отбрасываю в сторону одеяло, надеваю кроссовки, выглядываю за дверь. Ругающиеся стоят ко мне спиной, бурно выясняют отношения, активно жестикулируя руками, а я на цыпочках выскальзываю из палаты и бегу вдаль по коридору, отыскивая выход.
На горизонте чисто, на меня, вроде бы, не обратили внимание. Повезло.
Денег его паршивых я не взяла! Иначе опущусь до уровня проститутки.
Нашла ручку и клочок бумаги в сумке, написала послание Доронину напоследок:
“Мне не нужны ваши деньги. Лучше купите на них себе совесть”.
Вот так вот ему!
Бросила на тумбочке и сбежала.
* * *
На улице очень холодно, безлюдно, темно. Я продрогла до самых костей. Ускорив шаг, топаю к дому, мечтая о еде. Вспоминаю, что в холодильнике еще осталась котлета с картошкой, так что до утра доживу. Решаю из последних сил ускорится — перехожу на бег. Согреюсь, и так быстрее до дома доберусь.
Ненормальная парочка!
Самый ужасный день в моей жизни…
Мне так горько и больно. Я чувствую себя грязной и использованной, каким-то посмешищем. Мне нужно побыть наедине. Выпить горячего чаю, поплакать, подняться с колен, отряхнуть грязную одежду, подуть на раны на руках и ногах, поднять голову и продолжить идти дальше. Всё как обычно.
Кое-как добираюсь до дома. Просто с ног валюсь и умираю от голода. Как вдруг, на подходе к двору, я слышу грязную брань и какой-то шум. Ужасаюсь увиденной картине! Это же моё окно, мои вещи! Кто позволил? Шокированная, я бегу к своему дому, наблюдая за тем, как из моего окна на грязный асфальт летят мои вещи. В окне замечаю толстую фигуру пышнозадой бабищи, догадываюсь, кто это — та вредная мегера, у которой я снимаю жильё за небольшую сумму.
— Алла Павловна, что тут происходит? — задыхаясь, подбегаю ближе.
— Вон пошла, давай, давай! Забирай свои манатки и проваливай! — огрызается в ответ старуха, продолжая вышвыривать мои скудные пожитки из окна на улицу.
— Не надо! Подождите!
— Больше ждать не буду, — корчит она рожу в открытом настежь, отсыревшем с годами окне. — Живешь тут на халяву и обещаниями кормишь! Уходи по-хорошему, или ментов вызову.
Со злостью кинула мой рюкзачок вниз.
Открыв рот, я наблюдаю за кошмарным зрелищем и ничего не могу с этим поделать. Рядом уже радостно копошатся бомжи и растаскивают чужое имущество.
— Перестаньте! Это мое! Это мои вещи!
Бросаюсь на негодяев со всех ног, но они разбегаются кто куда. Меня почти обобрали до ниточки. Показав средний палец, Алла Павловна с яростью захлопывает окно, поворачиваясь ко мне спиной. Просто безвольной куклой я оседаю на пол. Проще с моста наверно прыгнуть, чем жить так, как живу я.
Мне скоро исполнится двадцать. С отчимом я давно не живу — сбежала от него, но все равно его дружки меня отыскали. Сказали, что он долгов нахватал, и что, если я за него не рассчитаюсь, буду отрабатывать натурой в борделе.
Пришлось устроиться на три работы. Я спала всего лишь пять часов в сутки. Работала, работала, работала. Везде, где только можно. Засыпала на ходу, не доедала. Но так и не вернула всю сумму полностью.
Этот месяц был ужасным. Меня кинули сразу на двух работах, не заплатив ни гроша, поэтому я не смогла заплатить Алле за аренду квартиры. Эта злющая, вечно ворчащая женщина в застиранном халате и сальными волосами, собранными в пучок, просто выставила меня вон, выбросив из окна мои вещи.
Я снимала однокомнатную квартирку на первом этаже у Аллы Павловны. Место ужасное, дом давно списан под снос и непригоден для жизни. Но это лучшее, что я могла себе позволить, имея такой скудный заработок.
Бродяги растащили практически всё. Всё! Хотя у меня ничего не было ценного, всё же кое-что из одежды я успела спасти.
Запихала всё спасенное в рюкзак, поднялась с пола. Утерев слезы, двинулась в сторону вокзала. Ничего, выживу. Я живучая! В детском доме и похуже бывало, жизнь меня закалила. Сегодня переночую на вокзале. Там тепло, даже есть телевизор и продают дешевые, но очень вкусные пирожки.
Не успеваю покинуть территорию двора, как вдруг из-за подворотни на меня напирает громадная туша. Мерзкий холодок проносится от затылка к пяткам, когда я слышу картавый, прокуренный голос:
— Эй, кроха, двадцать рублей на пивас найдется?
Поднимаю глаза, встречаясь с наглыми рожами каких-то бродячих алкашей.
Мамочки!
— Д-дайте пройти, н-нет у меня ничего… — пытаюсь обойти засранцев стороной, но они как специально двигаются вместе со мной, перекрывая путь. Боже, несет от них не лучше, чем от городской свалки.
— М-м, а ты ничего такая, может развлечемся? — брызжет слюной один из барыг, щелкая семечками.
— Простите, вы ошиблись.
Надо бежать! Срочно делать ноги!
Они пялятся на меня, как на кусок бесплатного, свежего мяса, голодными, дикими глазами. И у всех троих ширинки топорщатся.
— Хватайте! — орет один из шайки, самый мерзкий, небритый и толстый, как хомяк.
— Нет!
Разворачиваюсь, пытаюсь бежать в обратную сторону, но меня с силой хватают за рюкзак, отшивыривая на асфальт. Я бьюсь коленкой, ладошки в кровь стираю, а они как стая гиен сверху на меня набрасываются, отбирая всё, что только можно.
Уроды! Они стаскивают с меня рюкзак и кофту, выворачивают все карманы, потроша содержимое моих вещей, а я, свернувшись в клубок просто рыдаю от страха, не в силах ничего сделать.
Неужели моя жизнь скоро закончится?
Они же меня в переулке просто на кусочки порежут…
Меня может спасти только чудо.
Неожиданно из-за поворота вылетает темная иномарка. Звонкий гудок больно бьет по ушам, а яркая вспышка фар слепит глаза.
— Валим, валим! — нападающие быстро разбегаются кто куда по подворотням, словно тараканы, испугавшись света.
Автомобиль-спаситель резко дает по тормозам, останавливаясь в паре шагов от меня. Мне не видно, кто за рулём — слишком ярко фары горят, вынуждая закрываться от света одной рукой.
Дверь иномарки хлопает, я слышу быстрый топот шагов, и этот голос… уже знакомый для меня, ледяной, хриплый бас, почти что медвежий, от которого моё сердце пускается вскачь галопом.