Рассказы о том, что творится в Дилгарте, становились тем мрачнее, чем больше людей, бродивших по разоренным полям, встречалось отряду.

Эсккар помрачнел.

Отправив всадника к главному отряду с приказом поторопиться, он со своими людьми поспешил к деревушке Дилгарт, двигаясь то галопом, то быстрым шагом.

Солнце миновало полуденную черту, когда они, обогнув излучину реки, увидели впереди деревню и остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям. Эсккар и его воины заметили, как из деревни не спеша выехал отряд вооруженных всадников и направился на север.

— Похоже, они знают, что мы идем, — заметил Гронд. — Может, погонимся за ними?

Эсккар приподнялся на лошади и начал пересчитывать далеких всадников, молча шевеля губами. Двенадцать человек, вдвое больше, чем в его отряде, и все на свежих лошадях.

— Нет, мы подождем здесь, пока не подойдут остальные.

Теперь он мог сказать это легко, не опасаясь, что кто-нибудь решит, будто он боится драки. Никто не сомневался в его храбрости. И на обитателей Дилгарта произведет большее впечатление, если он явится туда со всеми своими силами.

Прошло еще три часа, прежде чем появились остальные воины, тяжело дыша и жалуясь на усталость. Эсккар не дал им отдохнуть. Он вошел в деревню во главе своих людей за час до заката.

Дилгарт был маленьким селением — не больше сорока хижин, слепленных из глины и тростника, все в один этаж. Эсккар раньше несколько раз бывал здесь, выслеживая воров и беглых рабов.

До нашествия варваров тут жило больше полутораста человек. Все они бежали, оставив свои дома; большинство — в Орак, теперь известный как Аккад, но многие переправились через реку или остались на юге. Некоторые из жителей деревни к этому времени могли вернуться, но большинство, скорее всего, бросили свои дома навсегда.

Эсккар понимал всю важность Дилгарта. Это было последнее значительное селение перед Аккадом; окружавшие Дилгарт поля были почти такими же плодородными, как аккадские, и давали большой урожай. Но еще важнее было то, что жители Дилгарта умели искусно обрабатывать основной урожай своих полей — растения, выращиваемые не ради еды, но ради тонких, прочных волокон, из которых можно было прясть холсты.

До нашествия варваров местные мастера отбирали самые тонкие волокна и делали из них прекрасные льняные ткани. Торговцы в Аккаде хотели знать, когда снова появятся эти ткани. После вторжения дикарей не хватало искусных мастеров, умеющих превращать материю в одежду. Дилгарт процветал годами, прежде чем варвары опустошили эти земли, и не было причин, чтобы он не начал преуспевать снова.

Когда Эсккар и его воины явились в деревню, их встретило меньше дюжины людей. Жители стояли кто где, молча наблюдая за колонной чужаков, двигавшуюся через селение. Не слышалось никаких приветствий. Те немногие, что встречались глазами с Эсккаром, глядели мрачно и подозрительно. На всех было грязное рванье, едва прикрывавшее худые тела. У многих виднелись синяки. Эсккар не увидел ни женщин, ни детей.

По узкой улице отряд выехал к крошечному рынку в дальнем конце деревни. Там не было ни повозок с товарами, выставленными на продажу, ни огней, на которых готовилась бы еда, источая аромат жарящегося мяса, даже собаки не бегали туда-сюда, беспрестанно лая и пощипывая за ноги лошадей.

Когда-то жители Дилгарта были довольно богаты и счастливы. Теперь обитатели деревни не имели ничего, кроме тряпок, прикрывающих истощенные тела. Те, кто хоть чем-то владели, потеряли все по вине или варваров, или только что покинувших деревню грабителей.

Без надежды на будущее здешние люди могли бросить свои дома и пуститься в дорогу, может быть, даже к Аккаду. Но городу Эсккара нужны были ремесленники, мастеровые и постоянные поставки льна, а не новые беженцы.

Эсккар все хорошо рассмотрел за то время, что ехал через деревню. Он не спешивался до тех пор, пока его люди и вьючные животные не заполнили площадь. Воинам здесь едва хватало места, но они терпеливо стояли, ожидая приказа.

Слова Треллы сами собой всплыли в памяти Эсккара: «Когда ты завоюешь сердца своих воинов, ты должен завоевать тех, кем хочешь править».

Эсккар повернулся к Сисутросу, своему второму командиру, стоявшему впереди остальных в ожидании приказов.

— Сисутрос, пусть люди отдохнут здесь, пока ты не найдешь для них места, где они смогут переночевать, — Эсккар перевел взгляд на Гронда: — Собери всех жителей деревни и приведи ко мне. Я хочу услышать, что с ними случилось, после того как они вернулись в Дилгарт. Не пугай их. Просто приведи.

Приказ отдыхать, но не расходиться на ночь, означал, что воины могут положить ношу и сесть на землю… Но было в нем и еще кое-что: Эсккар не хотел, чтобы его люди шлялись тут, заглядывая в дома и пугая жителей еще больше, пока он не узнает точно, какое новое бедствие постигло деревню Дилгарт.

Эсккар соскочил с лошади, протянул узду одному из лагерных мальчиков, а Сисутрос начал выкрикивать приказы. Некоторые воины оставили ряды и повели лошадей к грубо сделанному загону, чтобы напоить их и накормить. Большинство же, захватив пожитки и вьючных животных, разместились по краю площади, оставив середину пустой.

Эсккар подошел к колодцу из грубо отесанных камней в центре площади и остановился. Он пытался догадаться, что же здесь могло произойти. Он не принимал поспешных решений нигде, кроме поля боя, где он доверял своим инстинктам. Эсккар научился использовать все отпущенное ему время, чтобы как следует все обдумать и понять, чего он хочет добиться и какие слова надо сказать, чтобы достичь цели. Поэтому он стоял, гадая, что же приключилось с этой деревней, и готовясь перейти к действиям, как только ему расскажут об этом.

К тому времени, как Гронд и несколько воинов обошли хижины и привели на площадь всех их обитателей, Эсккар успел собраться с мыслями. Гронд доставил последних жителей деревни на рынок как раз тогда, когда Эсккар закончил свои подсчеты. Перед ним стояли тридцать шесть человек. Четырнадцать мужчин и мальчиков старшего возраста годились для ручного труда. Многие женщины дрожали от страха, глядя на окружавшую их толпу воинов. Остальные стояли, понурив головы. Эсккар легко распознал признаки долгих избиений и насилия. Но он не видел слез. Дни и недели плача высушили эти глаза. Женщины дошли до такого состояния, что смерть могла показаться им желанной.

— Кто говорит от имени этой деревни? — спокойно спросил Эсккар.

Ответом ему было молчание, и он повторил свой вопрос.

— Все говорившие от имени деревни уже мертвы, благородный.

Это сказала седая старуха, сгорбленная от работ в поле, почти неразличимая в центре толпы. За ее руку испуганно цеплялась девочка лет трех-четырех.

— В таком случае есть ли здесь деревенские старейшины?

— Все они тоже мертвы, благородный, — голос старухи звучал устало, равнодушно, но она без страха встретила взгляд Эсккара.

Эсккар осмотрел толпу: все головы по-прежнему были опущены, никто не собирался заговорить. Эсккар почувствовал, что его терпение истощается, но сдержался и подошел к этим людям. Они съежились, шарахнувшись от него, и он очутился прямо перед старухой.