Преподаватель объяснил, что в этом случае ожидались тяжелые роды – узкий таз, плюс неудачное предлежание плода. Пациентке предложили сделать кесарево сечение, но она отказалась.

– Как же, шрам останется, в бикини перед парнями не подефилируешь… – брезгливо прокомментировал наш гуру.

Ребенка наконец достали, через томительную паузу он закричал. Извлекли послед. Акушерка снова начала что-то делать между ног новоиспеченной мамаши, та опять истошно закричала.

– Разрывы шейки матки третьей степени… А как она хотела? – сказал Мочаловский, и ухмыльнулся. Потом с энтузиазмом продолжил. – Обратите внимание, у хирургов много традиций, но у гинекологов еще больше. Так, например, все остальные хирурги шьют режущими иглами только кожу, мы же шьем ими все ткани, и внутренние в том числе.

Я удивился:

– Но ведь это более травматично и заживает дольше?

Преподаватель не удостоил меня ответом, лишь загадочно улыбнулся в ответ. Тем временем, зашиваемая наживую девчушка докричалась до хрипа. Акушерка раздраженно предложила ей вместо того чтобы орать, лучше подумать, о том, стоит ли давать кому попало. Я не выдержал:

– Скажите! А что обезболить никак нельзя?

Мочаловский, как бы слегка возмущенный такой наивностью, ответил:

– Ну это же надо сейчас идти, анестезиолога искать… Кто же будет этим заниматься?

Я предложил:

– Давайте я схожу. Где он может быть?

– Да бросьте. Дело уже к концу идет… Вернемся в аудиторию.

Через несколько месяцев в курсе судебной медицины у нас было практическое занятие по теме «Врачебная ошибка». Пожилая преподаватель раздала нам папки с реальными делами по этой теме. Фамилии фигурантов не были замазаны, и кому-то досталась дело, в котором главными действующими лицами были наш учитель акушерства и гинекологии и его пассия. Судмедэксперт решила таким образом решила сделать это происшествие достоянием общественности…

Произошло это примерно за два года до нашей незабываемой экскурсии в родильный зал. В отделение акушерства и гинекологии ОКБ пришел новенький аппарат для эндоскопического исследования. Весь персонал гордился тем, что их отделение стало первым в городе после диагностического центра, в котором появилось это инновационное для того времени оборудование.

В дежурство Мочаловского и его подруги и соратницы в отделение поступила пациентка с подозрением на внематочную беременность. После осмотра наши специалисты пришли к выводу о необходимости эндоскопического исследования. Оба были в состоянии тяжелого алкогольного опьянения. Эндоскописта в больнице не было, и Мочаловский взял на себя ответственность провести процедуру самостоятельно. Дескать, что нам, кандидатам наук такие пустяки…

Впоследствии вскрытие обнаружило одиннадцать проколов брюшной аорты, каждый из которых в отдельности мог стать причиной смерти. Жертва врачебной ошибки скончалась от массивной кровопотери еще до того, как Мочаловский прекратил неудачные попытки сделать прокол в брюшной стенке для введения зонда. Пациентке было двадцать два года, ее муж остался с трехлетней дочерью на руках. А беременность, как оказалось, протекала без патологии.

Мочаловский получил строгий выговор, но, наверное, более тяжелым наказанием для него явилось то, что его наперсницу отстранили от работы на целый год, и он вынужден был проводить ночные бдения в менее приятной компании.

Эпизод 4. По медицинским показаниям

Через несколько лет я оказался в ОКБ уже в качестве пациента. За это время произошли глобальные перемены как в жизни страны, так и в мой собственной. Это было удивительное время – бестолковое, но замечательное своей лихостью и новизной. Сейчас я понимаю, что тогда и только тогда мы были по-настоящему свободны. Старый режим рухнул, а новый еще не зародился. Вскрылась огромная историческая флегмона, а новая государственность, смертоносная как рак и смердящая как гангрена, еще не успела развиться в организме страны. Это было как мнимое облегчение, которое бывает у неизлечимо больных незадолго перед смертью. Когда кажется, что болезнь отпустила, что восстанавливаются силы и аппетит, что все еще впереди… Но болезнь возвращается в гораздо более жутком виде и очень быстро забирает все, что осталось. Но, когда еще кажется, что болезнь проиграла, хочется дышать полной грудью и совершать что-то необычайное и безрассудное…

В общем все эти глобальные перемены в обществе косвенным образом привели меня к тому, что я бросил институт на пятом курсе и подхватил где-то гемофильную палочку. Эта инфекция даже не считается венерической по классификации, но тем не менее, если ее не лечить, то и она может привести к очень неприятным последствиям. В моем случае таковым последствием стало сужение крайней плоти, которое можно было вылечить только хирургическим путем, то есть обрезанием.

Мишка на тот момент уже год как работал хирургом-урологом в ОКБ. Трудно представить себе молодого человека, который мечтает стать урологом. Так вот Мишка стал урологом, потому что кто-то вовремя подсказал его тетке – врачу из железнодорожной больницы, что если ее племянник пойдет специализироваться на эту специальность на последнем курсе, то к окончанию института у него будет гарантированное место в одном из самых престижных лечебных учреждений города.

– Говно-вопрос! – сказал Мишка по телефону, после того как очень непрофессионально проржался. – Отрежем. Хоть сегодня. А нет, давай завтра, у меня дежурство будет.

– Тебе какой наркоз: общий, местный? – спросил он, когда на следующий день я приехал к нему в больницу.

– Блин, ну общий, конечно. Зачем мне эту экзекуцию наблюдать?

– Тогда калипсол, – он ухмыльнулся.

А ухмылялся он потому, что с этим самым калипсолом мы на пятом курсе как бы это дело назвать… экспериментировали. Дело в том, что калипсол, он же кетамин – средство для кратковременного наркоза, побочным эффектом которого являются сильнейшие галлюцинации. Именно поэтому он наиболее востребован в ветеринарии, а в человеческой медицине в то время использовался в основном для обезболивания искусственного прерывания беременности. Видимо, еще одна из милых, трогательных традиций акушеров-гинекологов: надо же добавить к сему постыдному действу воспитательный момент. Блудниц, не пожелавших иметь потомство, после потрошения грубо распихивали и отправляли в палату своим ходом… Я видел как-то такую, ползущую вдоль стены с полными сумасшедшего ужаса глазами. «А. Это зомби. После аборта…» – прокомментировал кто-то из бывалых медиков. К калипсолу быстро развивается привыкание, и каждый раз, чтобы увидеть «мультики» нужно значительно увеличивать дозу.

– Окей. Только ты же знаешь, мне много надо…

– Пару кубов по вене хватит?

– Всяко.

Во время операции я таки проснулся. Я этого не помню, это мне Мишка потом рассказал. Проснулся такой, сел. Глаза выпучил: «Вы что это, суки, делаете?!» И давай домой собираться. А в операционной он да медсестра. Еле успел мне еще два куба закатать. Я опять уснул, на этот раз надолго. Очнулся, как потом выяснилось, около двенадцати ночи, в палате