«Ко мне пришёл Амарсана…»

Ко мне пришёл Амарсана,

Потом позвал ко мне сына

Одиннадцатилетний сын

Весь, как былиночка один

Привёз отцу большой планшет

На Кубе что продуктов нет

Амарсана прилежно снял

И нам возмож. увидеть дал

Парни в жёлтых ботинках

Парни в жёлтых ботинках

Целеустремлённые и быстро идущие

Агрессивно шагающие вглубь,

Пронеслись!

Через полсотни лет они будут тихоходами

Помятыми и изуродованными жизнью

Мутные глаза. Никаких новостей. Хромают.

О Господи! Зачем ты поиздевался над парнями

В жёлтых ботинках?

Ну зачем? А, зачем?

«У меня был отец…»

У меня был отец,

Он уволился капитаном

Он меня разочаровал как-то

Сообщив, что никогда не любил Армию,

прослужив 30 лет, между прочим…

Как это можно армию не любить,

Вениамин Иваныч?

Просто нет твёрдых согласных

У меня есть твёрдые согласные. Я –   Эдуард

ДРД

«Из ушедших из церкви в платочках…»

Из ушедших из церкви в платочках,

Я бы выделил маму и дочку…

Предрассудки. Иконы… Христос

Добрый друг, ты до них не дорос

До простых этих грубых икон

До апостолов, грузных как слон…

До простых человек, рыбаков

Прибежавших к Христу босяков

Сквозь ухмылку твою и мою

Этих рыб вижу я чешую

Был один среди них интелло…

Как с Иудой Христу повезло…

Из ушедших из церкви в платочках,

Я бы выделил маму и дочку…

«Спроси, когда бывают волки…»

Спроси, когда бывают волки?

Когда креститься не дай Бог?

После полива и прополки

Волшебный вырастет грибок…

Сельскохозяйственным работам

Нам предаваться ни к чему

Молиться бы солдатским ботам

Да пулемёту одному…

Придти к ножам, к штыку и к ножнам

Вертеть на пальце бы наган

А не давиться бы пирожным

Попавши девушки в капкан.

«Вчера львы едят зебру…»

Вчера львы едят зебру

Трое. Зебра лежит на спине

Ноги торчат как в модных чулках у зебры

и подрагивают. А брюхо съели. И доедают.

Своего рода изнасилование в крайнем виде.

Жрут от брюха. Видимо, потому что самое мягкое

Потом прилетают стервятники, доедают зебру

Последними прибывают муравьи.

«При рождении душа-точка разворачивается в человека…»

При рождении душа-точка разворачивается в человека

Расширяется в него (как Вселенная после Большого взрыва)

А при смерти душа сжимается в точку.

Чувствования от точки отключены, сознание

она тоже теряет, вместе с воспоминаниями.

У точки нет глаз, но она не слепа,

Что ей положено «видеть» – видит.

Тело остаётся как куколка гусеницы,

Временная оболочка, и собственно что с ним

будет да и чёрт с ним. Мирозданию не до тела.

«Исчезли блюдца снега у стволов…»

Исчезли блюдца снега у стволов.

Чернеет споро у двора пространство,

Весна вступает, словно Суворов,

Порой впадая в буйство или в пьянство

И голубых мундиров злой налёт

На Альпы и на молодую Вену

«Орлы!, кричит Суворов, Все вперёд!»

И шпагой указует им на стену…

«Они получают свои приговоры…»

Они получают свои приговоры,

Убийцы, мошенники, воры

И наркоманы, их шприцы в горсти

В вену вонзают, прости!

Они возвращаются в камеры к ночи

Один был механик, другой был рабочий,

Тот кто пожизненное заслужил

Как бы, считай, свою смерть получил…

Только оттянуто хмурую. В чаще

Словно бы льва в Беловежской пуще

Словно бы волка найдёт двухметрового

Страшного, чёрного, твёрдого, нового

Они получают свои приговоры

Судьи корявы, у судей проборы

Перхоть, потёртые рукава

Наша юстиция вечно права…

Были чернила, а стали –   компьютеры

В мрачной судейской засохли их бутеры

С сыром. И с брынзой, или с колбасой.

Жёсткой –   салями, и мягкой –   простой

Rollton(а) жгучий искусственный суп

Падает в Rollton свалявшийся губ

Жутко воняет согбенный судья

Многих лишивший уже бытия…

«Я похож на обезьяну…»

Я похож на обезьяну

Руки-ноги из рубашки,

Нету Анны и Наташки,

Я похож на обезьяну…

Старый-старый и худой

Безобразный и костлявый

С обожжённой головой

Хорошо, что не двуглавый…

С головою обожжённой

Даже радиационной

Хиросимы словно внук

Измождённый как паук.

В саммит зимнего сезона

Где ж оно, то время оно,

На котором я пожух

Рот мой сух и стал я глух

И израильский Нидал

Меня дважды облучал

Я едва произношу

Хорошо ещё дышу

Я похож на обезьяну

Руки-ноги из рубашки,

Нету Анны и Наташки

И чешу я мою рану…

МЫ

Фифи едет на поезде из Хельсинки в Питер

Фифи читает, Фифи пьёт вино…

У неё на голове причёска –   еврейская плетёная хала

Фифи –   умная.

Только она поверхностная, любит романы о любви.

И она женщина.

Когда мы только познакомились (десять лет тому)

Она была страстной и стремительной девушкой

Сейчас она успокоилась

И не ходит, а величественно шествует

С халой на голове…

Это Фифи

А я командир и учёный…

Я человек жестокий и жёсткий.

Я болен смертельной болезнью

Я проектирую вдаль только на два месяца

Сижу, словно на мне мундир с эполетами.

Хожу, словно у меня маузер и сабля

Висят с меня

И мне больно жевать, я подрагиваю лицом

Был-был молодым, и вот сплыл. Вот нате…

Такова наша пара, можно сказать это мы…

У нас нет никаких планов

Никаких планов

Никаких планов…

«Нога на ногу сижу…»

Нога на ногу сижу

И на рощицу гляжу

Сколько мне осталось лет?

Как в загашнике конфет.

Сколько мне осталось дней?

Как в загашнике камней…

Посижу, да и уйду

Стул останется плетёный

Будет он стоять в саду

Как Ассанж приговорённый