степенно сложил платок, сунул его обратно в карман, огладил широкой ладонью короткую русую бородку и снова сел.

Со стороны Фёдор Иванович смотрелся солидно. Но в то же время в нём проглядывало что-то простоватое, посадское, въевшееся, что невозможно ничем вытравить: это печать, с ней рождаются и умирают. Ему было тридцать семь лет. И хотя он был старше Скопина на целых пятнадцать лет, однако чувствовал себя рядом с ним неуверенно, терялся, редко подавал голос. Двоюродный же его брат Пётр Никитич Шереметев, схоронив свою первую жену, сестру жены Фёдора Мстиславского, женился второй раз. Он взял за себя сестру Григория Рощи-Долгорукова, который сейчас-то и сидел в осаде в Троице-Сергиевской обители. Так что Фёдор Иванович в некотором роде был его свойственником. И по доброте своей души он беспокоился за него, когда из обители стали доходить слухи о разладе Долгорукова с другими воеводами. Что такое недобрые слухи и как они бьют под самое сердце, он уже испытал на себе совсем недавно, когда оставил остров Балчик и отошёл к Царицыну. Тогда по Волге прокатился слух, что в Астрахани объявился новый царевич Лаврентий, назвался сыном царевича Ивана и царевны Елены… «Вот и племянничка Бог послал!» – с сарказмом подумал тогда Фёдор Иванович, поставленный в затруднительное положение, понимая, что нужно как-то очищать от наговоров имя своей сестры… Но всё разрешилось само собой: «племянничек» погулял по Волге, взял да опрометчиво сунулся в Тушино, и там его повесили…

– Да, – согласился Скопин с Шереметевым. – Наряд и пеших оставишь в Слободе. Лишь с конными пойдёшь. Отряд возьми подвижный, небольшой, пять сотен конных. Но таких, чтобы рубились за двоих!

Глава 2

Троице-Сергиев монастырь

Вот так Валуев получил своё очередное задание: идти походом на Троицу. И уже в ночь с четвёртого на пятое января 1610 года его отряд конных воинов скрытно шёл по Ярославской дороге. Стояла тёмная метельная ночь. Непогода и долгий переход вымотали людей. И Валуев, подумав, не сделать ли привал, крикнул сотнику, чтобы нашёл проводника:

– Яков, Тухачевский, слетай и приведи его!

Сотник стегнул коня, скрылся в темноте, через минуту вынырнул из снежной круговерти. За ним появился мужик средних лет с густой бородкой клинышком, светловолосый и голубоглазый: со всеми признаками, что его предки происходили откуда-то из скандинавских или польско-литовских земель.

«А ведь на полячка похож, – мелькнуло у Валуева, подметившего это ещё днём. – Как пить дать – полячок!»

– Что надо, воевода? – грубо спросил проводник.

– Далеко ещё?

– Не-е! Сейчас Сватково будет, а там уж вёрст десять останется. На разъезды бы только не наскочить. Тогда поляк всполошится и уже не пройти… Ты, воевода, не сомневайся, но только накажи ратным: не вольничать, мирно, тишком идти.

Валуев успокоился, заметив, как проводник говорит о поляках. Но тут же он недовольно фыркнул, не стерпел, что тот учит его, воеводу, как ему поступать, что делать на походе. И вообще, говорит развязно, смело. Он раздражённо прервал его и отослал опять в голову отряда.

На подступах к монастырю по цепочке полетела приглушённая команда: «Не отставать… Тихо…»

Всадники сбавили шаг и медленно двинулись вслед за разъездом. Миновали Нагорный пруд. Впереди тёмной громадой замаячили высокие каменные стены.

Конники подошли вплотную к Красной башне и остановились. И тотчас же со стены раздался тревожный окрик: «Стой! Кто идёт?!»

– Свои! – зычно крикнул Валуев, подъехав с проводником к воротам башни. – Зови Жеребцова! Да поживей! Пришёл Валуев – передай!

– Григорий, ты, что ли?! – вскоре послышался голос со стены.

– Да – я! Не делом встречаешь, Давыд!

– Сейчас откроют!.. Подожди!

Вверх поползла решетка, заскрипели дубовые ворота, и Жеребцов вышел к Валуеву. Он пожал его жёсткую ладонь и обнял его:

– Ну, наконец-то! Мы заждались! С кем пришёл-то?

– Потом, Давыд, потом! Дай за стены войти! Люди пристали!

Жеребцов заторопился: «Да, да, заходи!» – пропуская в ворота конников Валуева.

И сотни одна за другой скрылись в обители.

– Раз ты здесь, тебе бы надо знать, – начал Жеребцов, заходя с Валуевым в крепость. – Непорядок у нас – в разномыслии живём. Долгоруков не ладит с Голохвастовым. Архимандрит – тот сам по себе, за обитель стоит! А мы за что? – недоумённо спросил он. – Так что, Григорий, надежда на тебя – принимай мою сторону!

– Не с руки, Давыд! Зачем встревать в вашу канительку? Я ведь сюда по скорому делу!

Окольничий приуныл: «А-а!..»

– Тут как с заразой-то? – спросил Валуев его, оглядывая пустынный монастырский двор, занесённый снегом, с редкими утоптанными узенькими тропинками.

– Утихла. Тут иная беда. Есть такие – перекидываются. У Сапеги донцы переманивают. Живём осторожно… Планы шибко не выговаривай, а то как бы литва на прознала их наперёд игумена! Ха-ха-ха! – громко рассмеялся Жеребцов над своей же шуткой.

Они подошли к длинной келейной, подле которой уже бегали сотники, размещая на постой воинов.

Из дверей игуменской вышел архимандрит Иоасаф, а за ним князь Григорий Долгоруков.

Валуев подошёл к настоятелю, поздоровался, склонив голову, поцеловал у него руку.

– Да хранит тебя Господь, Григорий Леонтьевич! – перекрестил его архимандрит. – Слава тебе, Господи, услышал ты наши молитвы! – И он, с надеждой в голосе, спросил его:

– Когда же придёт наш избавитель, Михайло Васильевич?

– Скоро, отче, скоро! – ответил Валуев и обратился к Долгорукову. – Дело у меня к тебе, Григорий Борисович! Пока устрой, отдохнуть бы немного. Потом совет: наказ есть от Михайло Васильевича!..

Малая трапезная, холодная, пустая, стол голый, длинный, деревянный, скоблили его когда-то тщательно, сейчас же был засаленным и грязным, а пол заплёван. Бревенчатые стены, обшитые досками, растрескались и пожелтели: до них добралась, иссушила старость… Здесь-то и собрались на совет все начальные люди монастырского войска. Пришёл осадный голова Сила Марин, родом из Тулы, осмотрительный и смекалистый, как и его земляк, сотник-алексинец Иван Ходырев, которых в обители всегда видели вместе. Кучкой держались сотники-переславцы Борис Зубов и братья Редриковы. Владимирский сотник Иван Болоховский захватил с собой пятидесятников. Пожаловал Алексей Голохвастов, за ним пришёл архимандрит и ключарь Гурий Шишкин. Давыда Жеребцова сопровождали боярские дети. Последним явился Долгоруков. Он прошёл вперёд и сел во главе трапезного стола, за которым уже расселись кучками собравшиеся. Кивнув головой в сторону Валуева, он сообщил, что тот пришёл от Скопина и доведёт до них его слово.

Валуев поднялся с лавки, в тусклом свете жирника увидел усталые измождённые лица: все глядели на него и чего-то ждали особенного… А что он мог сказать им, кроме того что было в наказе большого воеводы? Утешить, что скоро снимут осаду?

– Товарищи, князь Михайло Васильевич собрал большое войско под Слободой. Пробился к нему на соединение и Фёдор Шереметев