Русский человек всегда понимал жизнь как дарованное свыше счастье, как радость. А стало быть, и все, что он делал своими руками, по его разумению, тоже должно только радовать, помогать жить, и дома, строения, разумеется, в наипервейшую очередь. Потому-то и превращал избы в такие дива, а по существу-то — в самые настоящие произведения искусства.

Да вы сами знаете, что в каждой деревне и сейчас есть избы-загляденье, которыми не перестаешь любоваться и восхищаться.

А в старину их было в тысячи раз больше, и потому-то ныне спокойно берут любые из них и помещают в музеи под открытым небом и все считают их подлинными шедеврами.

А ведь создавали-то их никакие не великие зодчие и декораторы, а обыкновенные мужики-землепашцы да посадские. Страна-то лесная, и почти весь жизненный обиход россиян был, конечно, деревянным: каждый малец, а уж парнишка и подавно уже учились у отцов и дедов держать в руках топоры да струги, долота да стамески и потому умели и сруб связать-поставить, и сани и телеги сладить, и дуги гнуть, и посуду точить или резать, или лапти плести, или корзины. И где лодочники были отличные, где прялочные мастера, а где и лучше других ставили избы. Да обычно не один мастер, не Два — в одиночку или вдвоем такое дело не осилишь, — работали или семьями в пять-шесть человек, или артелями. Такие семьи и артели и в другие деревни и города охотно звали, а строившиеся сами, понятное дело, во всем за лучшими тянулись.

Шестьсот лет назад Русь хоть и была крупнейшим государством Европы, но занимала-то все равно лишь часть нынешней европейской своей части. Между тем скандинавы уже тогда называли ее Гардарикией — страной городов. И их действительно было очень много — более трехсот, в основном, конечно, маленьких, превращенных в крепости, и тоже поначалу, разумеется, деревянных. В крупнейших из них — в Киеве, во Владимире, Новгороде, Москве, да и в маленьких тоже, жили, князья, бояре, высшее духовенство, служилые люди, воеводы, купцы и заводчики, то есть все самые состоятельные, богатые, которые при строительстве своих домов, усадеб и палат могли позволить себе все что угодно. По понятиям же и вкусам они тогда еще ничем не отличались от простого народа, не преклонялись ни перед какими Западами, как это стали делать позже. И вот что рассказывается, например, в одной из великолепнейших русских былин о молодом богатом торговом госте Соловье Будимировиче.

Он прибыл в Киев по Днепру на своем «червленом корабле» (красном, красивом!) увидал там княжескую племянницу Забаву Путятишну, безумно влюбился и решил покорить ее сердце. Вернулся на корабль, собрал своих работных людей, велел взять топорики булатные и привел к Забаве в сад, в «вишенье-орешенье», приказав, чтобы они построили там для нее невиданный терем.

С вечера, поздным-поздно

Будто дятлы в дерево пощелкивали,

Работала его дружина хоробрая,

К полуночи и двор поспел:

Три терема златоверховаты,

Да трои сени косящатые,

Да трои сени решетчатые.

Хорошо в теремах изукрашено:

На небе солнце — в тереме солнце;

На небе месяц — в тереме месяц;

На небе звезды — в тереме звезды;

На небе заря — в тереме заря

И вся красота поднебесная…

Терем — это высокий, в несколько этажей, нарядный дом с причудливым, заостренным верхом в виде шатра или крутых, или закругленных скатов, или полубочек, или полулуковок, которые назывались кокошниками (по сходству с женским головным украшением).

Даже не в самых богатых, не в царских, княжеских и боярских, но и в усадьбах людей служилых, торговых, у священников и крупных ремесленников обязательно было не одно, а несколько таких строений, называемых еще хоромами, которые причудливо составлялись из разных больших и малых срубов-клетей. У некоторых были и свои домашние церковки, и, конечно же, жилые постройки для слуг, конюшни, сараи, бани, сенники, дровяники, портомойни — это прачечные, между прочим. Располагали все так, чтобы было как можно удобней всем пользоваться и не тесниться. На Руси никогда не теснились, любили жить широко и вольготно — это тоже одна из наших национальных черт. У знатных людей усадьбы встречались огромнейшие, даже в Москве — с десятками строений, с собственными большими садами, прудами, голубятнями, зверинцами.

Хоромы были в два, три и четыре этажа, и самые высокие непременно теремом, да с круговой, крытой, изукрашенной галереей для гуляния и обозрения сверху родного города. Все хоромы обязательно соединялись между собой нарядными крытыми сенями-переходами, к которым пристраивались свои островерхие теремки для обозрения двора усадьбы, и парадные, тоже конечно затейливо изукрашенные крыльца со своими шатрами.

Нижние помещения хором с крошечными окошками, а то и вовсе без них отводились под разные кладовые и хранилища. В очень богатых домах там же устраивали и кухни, из которых готовые блюда подавались наверх по особым шахтам с помощью особых подъемников на веревках.

На втором и третьем этажах размещались жилые комнаты, по-тогдашнему покои; столовые, спальни, гостиные. У мужчин были свои половины, у женщин — свои, и на женскую половину чужой мужчина никогда не ступал. И верхние прогулочные галереи предназначались в основном для женщин и девушек. Потому что знатным и богатым девушкам без особой надобности шастать тогда по улицам считалось неприличным, зазорным. Вот они и любовались миром с нарядных верхотур, обсуждая попутно свои дела и новости. Впрочем, их отцы и деды тоже любили покалякать на этих верхотурах и полюбоваться родным городом и открывающимися за ним далями.

Все основные улицы в древних русских городах были обязательно замощены широкими дубовыми или сосновыми плахами с ровным верхом, плотно уложенными одна к другой на длинные продольные бревна-лаги. Такие мостовые в четыре-пять метров шириной исправно служили лет двадцать-двадцать пять, если не случались слишком сильные пожары и не сжигали и их. Но земли и мусора за эти годы наносилось на них телегами, экипажами, лошадьми и людьми столько, что плахи становились не видны, и тогда на эти старые мостовые клали новые лаги, в которые врубали новые плахи. И так столетие за столетием — мостовую на мостовую на всех основных улицах, площадях и во многих дворах, а уж мостки-то, то есть тротуары по-нынешнему, были буквально везде. Иногда и нижние этажи некоторых домов оказывались ниже новых мостовых, и тогда такие дома приходилось «поднимать» — подводить под них новые