— Ну, — сказал он в сомнении, — это как сказать…

— К тому же у человека, — подчеркнул я высокопарно, — всегда есть выбор. Или сотрудничать, или… сам понимаешь, мы начинаем очищение и возрождение, а это значит, инквизиция хорошо здесь поработает при полной поддержке ликующего народа.

— Куда именно идти, в Геннегау? — спросил он.

Вернувшись в кабинет, я раздумывал, не смотаться ли куда — нить, коронация назначена лишь на послезавтра, в это время в дверь стукнули.

Я оглянулся, в кабинет с виноватым видом заглянул Агельд.

— К вам женщина, — сказал он загадочно и добавил: — Ваше высочество.

— Гони, — ответил я автоматически и тут же спохватился: — Нет — нет, скажи что — нить вежливое! У меня голова болит, месячные, примеряю шпоры с новым дизайном, корплю над проектом Всеобщего Щастя, в общем — безумно занят!

Он предложил задумчиво:

— Может, сказать, у вас другая женщина?

— Я тебе скажу, — пригрозил я. — Да за такие шуточки…

Он сказал кротко:

— Ваше высочество, вообще‑то она успела сказать, что пришла не совсем как женщина. И что вы ее знаете. Мне кажется, что…

Я прервал:

— Ладно, проверим твое чутье. У телохранителей оно должно быть на высоте!

Он вышел за дверь, а через пару мгновений одна створка приотворилась. В комнату проскользнула миниатюрная женщина в плаще с настолько низко надвинутым капюшоном, что я видел только краешек упрямо выдвинутого подбородка.

Она сделала несколько шагов и смиренно остановилась, не поднимая головы и сложив внизу ладони ковшиком.

Я принюхался, вчувствовался и сказал почти уверенно:

— Астрида!.. Вообще‑то не совру, когда скажу, что рад тебя видеть.

Она медленно подняла голову. Я обеими руками взялся за края капюшона и неторопливо поднял, наслаждаясь зрелищем, как открываются полные чувственные губы, красиво вылепленные и похожие на созревшие вишни, подрагивающие нежные ноздри, тонкий нос и, наконец, сияющие, темные как агат, глаза, блестящие и радостно влажные.

— Ваше высочество, — проговорила она нежным голосом, — у вас способность видеть?

— Тебя да не узреть? — ответил я и откинул капюшон ей за спину. Густые черные волосы убраны в тугой узел, а дальше опускаются толстой косой, как я помню, они у нее до поясницы. — Это ж совсем ослепнуть! Ты просто чудо.

Она радостно смотрела снизу вверх, я наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

Она не шелохнулась, губы даже не дрогнули, но каким‑то образом я ощутил, что ей понравилось, и даже как бы ответила, хотя я по чисто мужской толстокожести не ощутил.

— Все равно, — сказала она с прежним удивлением, — меня никто бы не узнал даже из знакомых!

— Я помню каждую частичку твоего тела, — сказал я, смутился и уточнил торопливо: — Правда, только с одной стороны.

Она улыбнулась.

— Да, вы меня тогда очень удивили.

— Я сам себе удивился еще больше!

— Ваше высочество, — проговорила она смиренно, — я знаю, что отрываю вас от дел, но слыхала, вы умеете запрячь в работу других, а сами только посвистываете да кнутом помахиваете.

Я сказал с недоверием:

— Что, у меня такая репутация?

— Да вот кто‑то сказал такое.

— Значит, — проговорил я довольно, — из меня уже выклевывается успешный управленец! То ли еще будет.

Она заверила сладким голоском:

— Но это пока видят немногие.

— Уф, от сердца отлегло.

— Потому, — сказала она чуточку другим тоном, уже деловым, — я примчалась к вам с просьбой.

— Что угодно, — ответил я бодро. — Ночевать останешься? А то у меня такая кровать огромная, одному страшно.

Она улыбнулась, но глаза засияли ярче.

— Спасибо за предложение, но мы оба знаем, что принцу — консорту нужно блюсти. Потому, если мне будет позволительно…

— Эх, — сказал я сокрушенно, — а я как раз хотел доказать на практике, что фригидных не бывает!.. Ладно, с чем прибыла?

— В опасности моя лучшая подруга, — сказала она, — с которой мы росли вместе. У нее неделю тому очень странно и необычно погибли муж, ее служанка, а потом один за другим сенешаль, помощник управителя и конюх.

Я сказал посерьезневшим голосом:

— А что говорит городская стража?

— Ваше высочество, — сказала она, — они не были убиты мечом или топором. Так что стража тут бесполезна.

— Ого! А чем, кинжалом?

— Их сожгли на месте, — сказала она с нажимом. — Мгновенно! Это было колдовство, я уверена. И очень сильное.

Я пробормотал:

— Я не слишком большой специалист по колдовству. Я больше как бы лекарь… В смысле, колдунов излечиваю от их способностей. С пожизненной гарантией, хотя «пожизненной» не совсем адекватный термин.

— Точность в словах, — одобрила она, — признак врожденного мага. Возможно, придется разбираться вам, потому что сегодня туда явился по вызову начальник стражи и… на том месте, где стоял, остались только горстка пепла и выжженное пятно на мраморном полу.

Я спросил с недоверием:

— И что, никто ничего не видел?

Она покачала головой.

— Никто. Я говорила с Гельвецией, так ее зовут, она бьется в истерике, боится, что кто‑то придет и за нею, умоляет меня помочь…

— Почему тебя?

— Городские власти только разводят руками, — объяснила она. — Она считает, что кто‑то из колдунов уничтожает ее людей и вот — вот доберется до нее. Она сейчас не выходит из комнаты, все там залито слезами.

— Ты промочила ноги? — спросил я с сочувствием.

— Нет, у меня хорошие сапожки.

— Все равно промой чистой водой, — посоветовал я, — и просуши, а то соль разъедает кожу. Ладно, если в постели нам подраться не светит, тогда что ж… Выйдем поодиночке, это так романтично, так романтично, пусть моя стража иззавидуется…

Она рассмеялась, блестя озорными глазами и белыми зубками.

— Чему завидовать? Я такая мелкая.

— Зато сиськи крупные, — сказал я восхищенно. — Ну почему меня восторгает такая диспропорция?.. Наверное, я в самом деле, стыдно признаться, эстет высшей категории и демократ, кто бы подумал!

— Ваше высочество?

Я сказал шепотом:

— Жди меня за городскими воротами, что выходят на север. А еще лучше — иди по дороге. Я догоню.

Она кивнула, лицо стало серьезным, подняла капюшон и надвинула на голову, слова пряча лицо.