Я открыл дверь и вошел в комнату. Доктор молчал. Он лежал, откинувшись на подушки, в одежде, левой рукой прижимая к груди обрамленную фотографию какой-то женщины. В правой у него был «уэбли марк 5».

Пуля попала ему в правый глаз. Теперь на его месте был кратер, наполненный густеющей кровью, а левый выпучился от выстрела и глядел на меня, словно око тропической рыбы.

Я тронул его руку. Она была холодная, как кусок мяса в витрине. Прежде чем осмотреть комнату, я поставил дипломат на пол, открыл его и извлек из кармашка на кнопке пару хирургических перчаток.

…Нет, что-то тут не так. Свести счеты с жизнью, выстрелив себе в глаз, — идея странная, но, может быть, в этом и была какая-то медицинская тонкость. Но представить себе, чтобы Фаулер вот так вот запрокинул голову, прижал револьвер к глазу и спустил курок? Нет. Так капли закапывают, а не стреляются.

С другой стороны, дверь была заперта, а ключ у меня в кармане. Значит, единственное логическое объяснение — самоубийство. «Если глаз твой соблазняет тебя…» Нет, что-то тут не вяжется, это точно. Только что? Я огляделся вокруг, но в комнате все было как раньше. На комоде — расческа военного образца и зеркало — аккуратные, как солдатики на параде. В ящиках непотревоженные стопки белья.

Я взял Библию с прикроватного столика… Под ноги мне упала и покатилась начатая коробка с патронами. Тайник. Книга-пустышка. Вот кретин! Я подобрал патроны и еще пошарил под кроватью: не закатились ли. Потом сложил все в коробку, а саму ее положил в Библию.

Теперь самое время заметать следы: местный следователь вряд ли обрадуется, если узнает, что частный детектив из Нью-Йорка довел до самоубийства одного из видных жителей его родного Покипси. Вооружившись носовым платком, я стер отпечатки, которые везде наставил, когда в первый раз обыскивал комнату. Я понимал, что если это самоубийство, то «пальчики» никто снимать не будет. И все-таки продолжал тереть.

Так. Ручка чистая, ключ чистый. Дверь в спальню я закрыл, но запирать, естественно, не стал. Я спустился вниз, вытряс пепельницу себе в карман пиджака, отнес ее на кухню, хорошенько вымыл и оставил на сушилке рядом с тарелками. Убрал в холодильник морфий и пакет с молоком и тщательно протер все места в кухне, где могли оставаться мои отпечатки. Хорошо. Теперь назад на улицу через подвал. По дороге я прошелся платком по всем перилам и дверным ручкам. Правда, с подвальной дверью уже ничего не поделаешь. Я, конечно, приладил обратно шурупы, благо дерево было совсем мягкое, но кто понимает, сразу сообразит, что дело нечисто.

Путь до города был неблизкий, и времени на печальные раздумья у меня имелось предостаточно. Меня мучили досада и смутные угрызения: нельзя было запирать его там с пистолетом. И старика угробил, и себе добавил работы: он еще многое мог рассказать мне, этот старикан.

Я снова и снова представлял себе эту картину. Вот Фаулер лежит на кровати. Глаз выбит, стеганое одеяло забрызгано мозгами. Рядом с Библией на тумбочке лампа. Лампа горит. В Библии устроен тайник для патронов. Дальше. Фаулер взял с комода фотографию жены, и теперь она зажата в его мертвой руке. Палец доктора застыл на спусковом крючке.

Вроде бы все на месте, но все равно кажется будто чего-то не хватает. Куда-то подевался кусочек от головоломки, но какой именно и из какой части? Никаких улик. Только мое собственное чутье и неотвязное беспокойство. Может быть, конечно, я просто боялся признаться себе, что сам во всем виноват. Но почему-то я был уверен, что смерть доктора — не самоубийство. Фаулера застрелили.

Утро выдалось солнечное и холодное. Остатки снега машины сгребли и свалили в океан. Покинув свою резиденцию в отеле «Челси», я поплавал в бассейне напротив, а потом прыгнул в машину и поехал в гараж «Ипподром». Оставив там своего железного друга, я направился к себе в контору. По дороге остановился у киоска с пригородными газетами на северном углу небоскреба «Таймс». В «Нью-Йоркере Покипси» о смерти доктора Фаулера ничего не говорилось.

В десять с небольшим я был уже в своем кабинете. Электрическая лента высветила привычные нерадостные новости: «Ожидается новое нападение Ирака на Сирию… Отряд из тридцати человек… вылазка… погиб один пограничник».

Я набрал номер Пиппина и Компании. Секретарша, вооруженная новейшими достижениями телефонной техники, немедленно соединила меня с поверенным мистером Штрейфлингом.

Снова маслянистые рулады:

— Мистер Ангел? Чем могу служить?

— Я вам звонил в выходные, но горничная сказала, что вы в Сэг-Харборе.

— Да, в Сэг-Харборе я отдыхаю, поэтому никаких звонков. А что случилось? Вы обнаружили что-то важное?

— Об этом я могу сообщить только господину Циферу, а в справочнике нет телефона.

— В таком случае вы как раз вовремя: мистер Цифер сейчас у меня в кабинете. Я приглашу его к аппарату.

Штрейфлинг прикрыл рукой трубку, послышались приглушенные объяснения, и потом на другом конце возник знакомый вальяжный рокоток.

— Какая удача, что вы позвонили, мистер Ангел! Скорее говорите, что вы узнали.

Я рассказал ему почти все, опустив только историю со смертью Фаулера. Цифер молчал. Слышно было только его тяжелое дыхание. Я ждал.

— Невероятно! — выдавил он наконец сквозь стиснутые зубы.

— Тут одно из трех, — сказал я. — Или Келли и эта женщина хотели избавиться от Либлинга — тогда его, конечно, ищи-свищи. Или их кто-то для этого нанял — результат соответственно тот же. Или же у Либлинга не было никакой амнезии, и все это он подстроил. В любом случае сработано чисто: человек как в воду канул.

— Найдите мне его! — проговорил Цифер. — Неважно, сколько это будет стоить. Можете всю жизнь его искать, но найдите! Мне нужен этот человек.

— Слишком уж темное дело. Пятнадцать лет, сами понимаете… никаких зацепок не остается. Вам, наверное, не ко мне нужно, а в службу поиска без вести пропавших.

— Полиция?! Нет уж, увольте, — в едком голосе Цифера зазвучало патрицианское презрение к черни. — Это частное дело, и я не хочу, чтобы в него совали нос чинуши…

— У них хотя бы достаточно людей. Этот ваш Фаворит может быть где угодно — и здесь, и за границей. А я один. Естественно, у них больше возможностей: у них связи, сведения со всего мира…

— Не будем тратить время, господин Ангел. Вы готовы продолжать поиски или мне лучше обратиться к другому детективу? — Это было сказано с таким ядом, что я испугался, как бы серная кислота не прожгла мне ухо.

— Нет, я готов продолжать, просто вы мой клиент: было бы нечестно с моей стороны, если бы я преуменьшил сложность дела.

Что же было такого в этом человеке, что, разговаривая с ним, я чувствовал себя желторотым мальчишкой?

— Я вас прекрасно понимаю и ценю вашу честность, мистер Ангел. — Поверьте, я сознаю, насколько непомерная эта работа.