— Ты уверен, что встреча послов с Прокопием состоится в доме комита Андриана?

— Я слышал это собственными ушами, дукс, — обиделся Либий. — Дидий уже успел договориться с евнухом Феофилактом, и тот обещал ему все устроить. Патрикии готовят войну против вандалов, и им нужна поддержка нового византийского императора. По-моему, это разумный шаг.

— Возможно, — послышался из беседки насмешливый голос. — Но победа над Янрексом укрепит позиции самозванца Авита и его зятя Майорина, что не устроит ни меня, ни тебя, Либий.

— Выходит, мы должны помогать варварам в борьбе с Римом? — с вызовом спросил юнец.

— Рим — это ты, Либий. Сын божественного Валентиниана, зачатый во славу Юпитера и под его небесным покровительством. Разве благородная матрона Климентина не рассказывала тебе об этом древнем обряде?

— Рассказывала, — буркнул Либий. — Но я христианин, Ратмир, и не хочу отрекаться от веры.

— Ты можешь следовать заветам ярмана Христа, сын Валентиниана, но ты не вправе отказаться от высокой миссии по возрождению величия Рима, возложенной на тебя старыми богами.

— Я не отрекаюсь, — горячо возразил юноша. — И готов помогать тебе, дукс, во всех твоих начинаниях.

— В таком случае я тоже сдержу свое слово. Ты будешь императором, Либий, клянусь Христом и Юпитером. Ты, потомок Феодосия Великого из рода Флавиев, должен править империей, а не жалкие самозванцы вроде Авита и Прокопия.

— А что ты собираешься делать, Ратмир?

— Я устраню Прокопия.

— И откроешь дорогу к власти ничтожному Льву Маркеллу?

— Маркелл — ставленник франков, а варвары наши с тобой союзники. Во всяком случае, до тех пор, пока ты твердо не возьмешь власть в Риме в свои руки. Не бойся, Либий, я живу на этом свете вот уже почти сорок лет и лучше тебя знаю, какой дорогой следует идти к величию.

Эмилию очень хотелось закричать, позвать на помощь стражу, но он вовремя вспомнил, что находится сейчас в саду франка Аспара. Этот крик мог стать последним в его жизни. Нельзя исключать, что дукс Ратмир проник в этот роскошный дворец без разрешения хозяина, но куда более вероятен совсем другой расклад: Аспар и Ратмир договорились о совместных действиях и используют в своих целях глупого мальчишку Либия. Прежде чем поднимать шум и делиться с кем-то услышанным, Эмилию следовало хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Именно поэтому посол божественного Авита тихонько отступил в тень и покинул сад раньше, чем Ратмир с Либием вышли из беседки. Эмилий бежал так быстро, что обрел утраченное равновесие только на ложе, выделенном ему гостеприимным Аспаром. Первым его желанием было предупредить Дидия о готовящейся в доме Андриана ловушке. Этот поступок Эмилия римские патрикии бесспорно сочли бы благородным. Зато сам комит схолы нотариев, пораскинув мозгами, назвал его глупым. В конце концов, какое ему дело до Авита, Эгидия и Ореста, устаивающих свои делишки за его спиной. Они не сочли нужным поставить в известность главу посольства о предстоящих переговорах с Прокопием. И надо быть уж совсем законченным идиотом, чтобы простить им столь откровенное пренебрежение. Не исключено, правда, что действовали они согласно указаниям императора Авита, человека хитрого и коварного, решившего использовать Эмилия как прикрытие. Скорее всего, комиту нотариев просто не доверяли, считая его агентом Туррибия. И, между прочим, у императора и его сановников имелись для этого веские основания. Ибо для спасения чести и жизни гордому римскому патрикию пришлось пойти на сделку с собственной совестью. Разумеется, сплетники лгали, когда утверждали, что высокородный Эмилий продал душу дьяволу, нет, он всего лишь принес жертву языческим богам. Что, между прочим, делали многие римляне, как простые, так и знатные, вдали от чужих глаз. А кроме жертвы Эмилий принес еще и клятву не предавать матрону Климентину и ее сыновей. Со стороны матроны, вступающей брак и выделяющей мужу определенную сумму денег, это была разумная предосторожность. Так, во всяком случае, тогда казалось Эмилию. Сейчас он свое мнение изменил, ибо его обманом втянули в заговор не только против империи, но и против христианской веры, с далеко идущими последствиями. Нет, комит нотариев ничего не скажет комиту финансов о подслушанном разговоре. Зато никто не сможет помешать ему встретиться с Львом Маркеллом и узнать, что думает прирожденный эллин о планах варваров по захвату Римский империи и упразднению христианской веры.

Дукс Лев производил впечатление человека далеко не глупого. По-иному и быть не могло. Ибо Маркелл поднялся из низов и сумел так угодить сильным мира сего, что спесивый франк Аспар выдал за него свою племянницу Верину, прекрасным ликом которой высокородный Эмилий не уставал любоваться. Впрочем, Верина очень скоро покинула атриум, оставив гостя наедине с мужем. Высокородный Лев, если судить по окружающей его обстановке, был человеком не бедным. Молодость он провел в Сирии, где, похоже, сумел отличиться на поприще не только военном, иначе откуда столько золота и серебра. Вряд ли все это богатство он получил в приданое за супругой. Византийцы всегда уступали римлянам в щедрости. И поговорка «Скуп как эллин» не вчера родилась.

— Божественный Авит ищет союзников для борьбы с вандалами Янрекса, — начал с главного Эмилий.

— А я полагал, что римляне прибыли в Константинополь за золотом, — криво усмехнулся Маркелл.

Высокородный Лев не отличался ни красотой лица, ни благородством осанки. Он был коренаст, полноват, носил, подобно варварам, густую черную бороду, в которой уже проглядывала седина. Его манеры оставляли желать много лучшего — сказывались, видимо, низкое происхождение и грубая солдатская среда, в которой он привык вращаться. Но в этом человеке угадывалась огромная внутренняя сила, выгодно отличавшая его от изнеженных римских и константинопольских патрикиев.

— Деньги никому никогда не мешали, высокородный Лев, — спокойно отозвался Эмилий. — И если новый император Византии одолжит императору Рима два миллиона денариев, то это будет воспринято божественным Авитом как проявление искренних дружеских чувств.

— В обмен на Илирик? — прищурился на гостя хозяин.

— В обмен на инсигнии, высокородный Лев.

Маркелл взглянул на Эмилия с недоверием, он, похоже, решил, что римский патрикий хватил лишку. Однако посол божественного Авита еще не притронулся к вину.

— Тебе следовало обратиться к Прокопию, Эмилий.

— Позволь мне самому решать, высокородный Лев, — холодно возразил гость. — Мои условия ты знаешь: два миллиона денариев и византийский флот для борьбы с вандалами Янрекса.

— По-моему, ты слишком много обещаешь, патрикий! — зло ощерился Лев.

Положим, Эмилий знал это не хуже Маркелла. Комит нотариев действительно рисковал, зато в случае удачи он мог выиграть многое, в том числе и благодарность сразу двух императоров, божественного Авита и божественного Льва. Умному человеку иной раз достаточно просто постоять в кустах, чтобы получить ключ к решению многих важных для империи проблем.

— Я не беру на себя невыполнимых обещаний, дукс, — сказал Эмилий.