Следом за Ченцовым выступил Бурков:

– Правильно сказал майор, бдительность терять нельзя. Нам государство доверяет перевозить вещи, о ценности которых мы порой и не подозреваем. Вот вы здесь говорили: золото, золото. Конечно, и оно имеет ценность, но я должен вам сообщить, что вместе с самолетом пропали важные документы, которые вез Изотов. Топографическая съемка местности, описание будущей железнодорожной магистрали. Несколько лет работы, поисков, маршрутов. Посмотрите сюда, – Бурков подошел к карте, провел пальцем севернее Байкала. – Как известно, Транссибирская магистраль была проложена в начале нашего века. Сразу же после Русско-японской войны. Встал вопрос о создании новой дороги, которая прошла бы севернее прежней. Перед Первой мировой войной провели изыскания. Было несколько вариантов дороги. Они уточнялись, дополнялись, а в последние годы изыскатели получили мощное средство – самолет. Была проведена детальная съемка местности. Сушков после ухода от нас именно этим и занимался.

– Не только этим, – подпустил кто-то из летчиков шпильку.

Бурков покраснел, дрогнули, замерли на полуслове губы, но он все же пересилил себя, все тем же ровным голосом продолжал:

– Сушковым была проведена аэрофотосъемка, уточнены некоторые детали дороги. Сейчас вопрос с повестки снят, но, я думаю, после войны к строительству дороги все равно вернутся.

На этом разбор был закончен. Летчики высыпали на крыльцо, задымили махоркой. Со стороны железнодорожной станции шел гул вечернего эшелона, и, будто поднятый этим гулом, с озера взлетел косяк диких гусей.

Вечером того же дня был арестован Гриша-тунгус. Его увезли в город на самолете. Вместе с ним улетел Ченцов.

22 июня. Целый день Никифор с Лоховым искали Изотова. Не нашли. Нужно что-то делать. Но что? Меня постоянно преследует мысль: виноват во всем я. Если бы не полез в грозу, если бы вернулся. Как говорил Павел: «Знал бы, где упасть, соломки бы постелил».

В середине января Михаил Худоревский прилетел на замену двигателя в Иркутск. Он сдал самолет техникам, поехал в город к Погодиным. Константин Бурков передал с ним посылку – несколько банок тушенки.

– Если Погодиных нет в городе, разыщи Тамару, отдай ей, – смущенно сказал он.

Город был в тумане. Дома острыми боками резали серый и вязкий, как студень, воздух. Казалось, где-то сломались подпорки, и небо всей тяжестью навалилось на землю, прогнуло провода, крыши домов, ветки деревьев. Чтобы не потеряться в сырой мгле, деревянные дома сцепились заборами и, держась друг друга, как в хороводе, шли к реке. Холодно и безлюдно на улицах. Лишь в стороне предместья, куда шел Худоревский, сквозь туман видно какое-то движение. С соседней улицы бежали ребятишки. Вдруг качнулся воздух, ударил спрессованным звуком, с проводов посыпался на землю снег.

– Что это? – встревоженно спросил Худоревский у ребятишек.

– Заторы взрывают. На Ангаре наводнение. Обмороженных на машинах в госпиталь возят, – бойко выпалил один из мальчишек.

В сорокаградусный мороз выпер наружу донный лед, чуть ниже города забил протоки, река вспухла, разливаясь, зацепила нижние дома. Худоревский видел, как дымящаяся вода расползалась по огородам, съедала снег, бились о завалинки оплавленные льдины. На крышах домов копошились люди. В конце улицы на пригорке стояла санитарная машина, от домов к ней подплывали лодки, ссаживали на твердую землю людей.

Спасательными работами руководила молодая женщина в черном дубленом полушубке. Помогал ей высокого роста санитар. Он выуживал из лодок скрюченных ребятишек, кутал в суконные одеяла и относил их в машину. Женщина сидела на фанерном ящике; спрашивала у санитара фамилии пострадавших и, согревая дыханием пальцы, записывала в блокнот. Худоревский направился к ней, намереваясь попросить лодку, чтобы сплавать к дому Погодиных. Женщина мельком посмотрела на него и, вздрогнув, медленно опустила руки.

– Михаил, откуда ты взялся? – растерянно проговорила она.

– Тамара? Вот не ожидал! – воскликнул Худоревский. – Я в командировке, самолет в рембазу пригнал. Константин Петрович просил к Погодиным заскочить.

– Погодиных в Иркутске нет, – ответила Буркова. – Анна с ребятишками в деревне, Николай – на фронте. В их доме эвакуированные живут. – Тамара заправила волосы под платок, торопливо добавила: – Анна Сережку из детдома к себе забрала и в деревню уехала.

К Бурковой подошел санитар, глянул исподлобья:

– Там парнишку привезли. Совсем плохой, лицо шибко померзло. Говорит, живет с бабушкой. Она вчера куда-то за хлебом уехала, а он один в холодном доме сидел.

– Ты подожди, я быстро, – сказала Тамара Худоревскому. Она открыла брезентовую сумку, достала бутылочку со спиртом, подошла к лодке, стала осторожно протирать распухшее лицо ребенка.

На мальчишке была серая фуфайка, на шее болтался табачного цвета шарф, на голове солдатская шапка. Из припухших щек на Буркову смотрели темные голодные глаза.

– Ну вот, кажется, все, – осмотрев его, сказала Буркова. – Только не реветь! Сейчас отвезут в больницу, там накормят.

Санитар поднял мальчишку на руки и, тяжело ступая по мокрому снегу подшитыми резиной валенками, направился к машине. Буркова остановила санитара.

– Как фамилия мальчика?

– Сапрыкин Федя, – тихо ответил мальчишка.

Буркова хотела что-то еще спросить, но передумала.

Нахмурившись, сказала:

– Вот тоже напасть. У людей и так есть нечего, а тут все подполья затопило, а в них картошка. Чем жить будут…

Вновь колыхнулся воздух, качнулась под ногами земля.

– Лед взрывают. – Тамара скосила глаза в сторону Ангары. – После обеда, если туман разойдется, будут бомбить с самолета. Живем прямо как на войне.

Она замолчала, вытерла рукой заиндевевшие ресницы. Худоревский с любопытством смотрел на нее. Она совсем не изменилась, стала даже еще красивее.

Поколебавшись немного, он снял со спины вещмешок, развязал тесемку и достал несколько банок тушенки.

– Погодиным вез, возьми, пригодятся. Техники мне за нее шерстяной отрез на костюм предлагали и бутылку спирта в придачу.

Она мельком взглянула на тушенку, кивнула головой в сторону машины:

– Ты ее лучше ребятишкам отдай. Голодные они. Некоторые по двое суток ничего не ели.

– Не пропадут, – махнул рукой Худоревский. – О них власти побеспокоятся, накормят.

– Тебе в город? – спросила Буркова.

– Если пригласишь, то могу к тебе заехать. У меня два выходных.

Она быстро, снизу вверх, посмотрела на него и, будто извиняясь за свою недавнюю растерянность, сказала:

– Я, когда тебя увидела, чуть в обморок не упала. Похож ты на Васю, особенно в этой форме, и ростом одинаковы. Ходил он так же размашисто, руки туда-сюда. Ничего не слышно о нем?