Обычаи и нравы сюнну подробнее всего (хотя, возможно, и не вполне беспристрастно), описаны Сыма Цянем, который, как и другие китайские авторы, упрекает своих северных соседей в корыстолюбии и незнании «правил поведения и приличия»46. Он возмущенно пишет о сюнну: «Взрослые и сильные мужчины [едят самое] жирное и лучшее, старые едят то, что остается. Они ценят мужество и силу, с пренебрежением относятся к старым и слабым»47.

Впрочем, если сюнну плохо заботились о своих родителях, это в какой‐то мере искупалось их заботой о вдовах: после смерти отца сыновья женились на мачехах, после смерти брата другие братья забирали к себе невесток48. Этот обычай, который так возмущал китайцев, в степи был необходим: женщина, если у нее нет взрослых сыновей, не может одна справиться с кочевым хозяйством.

Интересно, что сюнну, по крайней мере северные, после своего переселения в Юэбань славились особой опрятностью. В «Бэй-ши» рассказывается, что они «ежедневно по три раза моются, и потом принимаются за пищу», а также стригут волосы и подравнивают брови, «намазывая их клейстером, что придает им блестящий лоск»49. Жители Юэбани принадлежали к тем же самым северным сюнну, которые, уйдя на запад, положили начало племени гуннов, а ранние гунны, судя по тому, что пишут о них античные авторы, ни опрятностью, ни заботой о своей внешности, мягко говоря, не славились. Возможно, их нравы поменялись за два с лишним века скитаний по чужим землям. Но не исключено и то, что быт кочевников во время военных набегов и в мирное время различался.

О религиозной жизни сюнну и по сообщениям китайских хроник, и по данным археологии известно очень мало – судя по всему, они не были фанатами веры. Сюнну верили в загробную жизнь и заботились о том, чтобы их соплеменники, отправляясь в последнее путешествие, были обеспечены всем необходимым, но ни одно святилище, ни одно культовое сооружение сюнну (кроме могил), насколько известно авторам данной книги, до сих пор не найдено, – вероятно, их было очень немного. Такое же равнодушие к религии проявляли и гунны – об этом мы подробнее расскажем позднее.

Единственная хорошо изученная сфера ритуальной жизни сюнну – это погребальный обряд. Сыма Цянь рассказывает: «Для похорон [у них] есть внутренний и внешний гроб, [с покойником кладут] золото и серебро, одежду и шубы, но [они] не насыпают могильных холмов, не обсаживают могилы деревьями и не носят траурных одежд. Когда умирает правитель, то вместе с умершим хоронят его любимых слуг и наложниц, их число достигает нескольких сотен или тысяч человек»50.

Впрочем, археологи считают, что историк сильно преувеличил кровожадность сюнну: максимально известное количество захоронений, которые, возможно, были жертвенными, при одном «царском» кургане не превышает 2751.

Самый распространенный тип курганного сюннуского погребения – в прямоугольной глубокой (обычно до 3,5 метра) яме, на дне которой помещался прямоугольный же сруб из деревянных бревен. Внутрь сруба ставился дощатый гроб с телом; покойник, как и в грунтовых погребениях сюнну, был ориентирован головой к северу. Этот тип обряда – гроб в срубе – напоминает обряд похорон, описанный Сыма Цянем. В северной части могилы, между стенками сруба и гроба или над венцами сруба укладывали жертвенную пищу, иногда – целое «стадо» крупного и мелкого рогатого скота52. Когда могила засыпалась землей, над ней делалась небольшая каменная вымостка диаметром 8 – 10 метров и высотой до полуметра…53«Царские» курганы выделяются среди рядовых курганов сюнну большими размерами и редкой формой – в плане они квадратные. При небольшой, обычно не более полутора метров, высоте эти насыпи имеют длину сторон 15 – 25 и более метров. К югу от насыпи тянется довольно длинный (5 – 20 метров) продолговатый низкий холм, который археологи иногда зовут «хвостом» или «шлейфом».

В разрезе погребение знатного сюннусца напоминало перевернутую ступенчатую пирамиду. Квадратная у поверхности яма несколькими уступами сужалась ко дну. В верхней ее части имелись разнообразные перегородки и перекрытия. Ниже шел прямоугольный колодец с почти вертикальными стенками – на его дне ставились два деревянных сруба из бревен и брусьев, один в другом; внутри меньшего сруба помещался гроб с телом. Сверху срубы были дополнительно перекрыты мощным деревянным настилом, над которым после совершения погребения разжигался очистительный огонь. Видимый на поверхности земли «шлейф», или «хвост», – это засыпанный дромос, вход в погребальную камеру.

Дощатый гроб обычно был покрыт красным лаком, а внутри обтянут тканью, поверх которой дополнительно украшен «решеткой» из полосок золотой фольги с золотыми розетками в углах клеток. Стены сруба драпировались драгоценными тканями; пол устилался коврами. Посмертные дары находились в самом гробе или в северной части погребальной конструкции, в том числе между внешним и внутренним срубами. Они обязательно включали в себя части туш животных – ритуальное стадо, сопровождавшее шаньюя-скотовода в загробный мир54.

Ученые в основном сходятся на том, что конструкция ступенчатого погребального сооружения заимствована сюнну из Китая, как и некоторые другие детали обряда. Говоря о тройной погребальной камере (два сруба и гроб), а также о золотых украшениях гроба, нельзя не вспомнить свидетельство готского хрониста Иордана, о том, что Аттила был похоронен в трех гробах, один из которых был золотым55. Возможно, Аттила, в отличие от рядовых гуннов, сохранил традиции сюннуских шаньюев.

Итак, как мы уже говорили, на рубеже I и II веков н. э. группа северных сюнну во главе с шаньюем ушла на запад, оставив своих «малосильных» соплеменников в Юэбани. Впрочем, возможно, это была не единственная волна переселенцев.

Незадолго до описанного в «Бэй-ши» бегства из Юэбани северные сюнну потерпели несколько сокрушительных поражений сначала от сяньбийцев, потом от южных сюнну и, наконец, от войск Поднебесной. Вспомним, что в 87 году шаньюй был убит сяньбийцами и «северная ставка пришла в полное расстройство». В 88 году следующий шаньюй «бежал далеко», а народ «рассеялся в разные стороны»56. В 89 году под натиском южных сюнну, которыми предводительствовали китайские полководцы, «варвары рассеялись, а шаньюй бежал»57. В 90 году некий северный шаньюй «бежал с несколькими десятками легковооруженных всадников, сумев таким образом избежать гибели». И наконец, в 91 году «северный шаньюй был снова разбит правым полковником Гэн Куем и бежал неизвестно куда»58. Есть некоторые основания думать, что бежал он в Усунь59. Но нет никаких оснований считать, что он задержался там надолго. Кроме того, не исключено, что поражения 88 – 91 годов терпели разные шаньюи, один за другим, и соответственно «беглых» шаньюев было несколько (не говоря уже о народе, который «рассеялся в разные стороны»).