В прежней жизни не любил учёбу, в этой, значительно опережал по знаниям своих одноклассников.

Впрочем, сейчас я не рисовал, а чертил, для чего не нуждался ни в каких принадлежностях, достаточно свинцового карандаша, бумаги и мякиша хлеба, чтобы стирать огрехи. Вот так у меня всё кучеряво, натренированный абсолютной памятью глазомер, плюс тело реципиента в режиме аватара давали просто исключительный результат.

Признаться, очень напрягало, что в славном тысяча семьсот шестьдесят третьем году не существовало ударных составов для капсюлей. По прошлой жизни мне было известно только название гремучая ртуть, что как бы предполагало исходный материал, но на этом и всё. Двоечник, как он есть, что тут ещё скажешь.

Правда, желание иметь нормальное оружие от этого меньше не становилось. И дело даже не в том, что я в родном мире прошёл через четыре войны, причём три из них по собственной воле и, можно сказать, из-за адреналиновой зависимости. Нравилось мне воевать, что тут ещё сказать. Однако, в этом мире умение драться и обладание хорошим оружием это уже не вопрос желания, а необходимость, так как опасность могла подстерегать даже при поездке в соседнее имение.

Если в школе я убегал только для того, чтобы проводить время вне стен пансиона и возни с уличными ватагами мальчишек, то с переходом в гимназию ситуация изменилась. Я подвизался в добровольные, и что самое главное, бесплатные помощники одного оружейного мастера. С учётом того, что руки у меня не из задницы растут, а сам я мог кое-что подсказать, Сергей Андреевич только руки потирал.

В своё время из меня получился неплохой слесарь широкого профиля, а когда работал на сахарном заводе, освоил и токарное дело, так как собственный токарь там отсутствовал. С развалом СССР многих специалистов было впору записывать в красную книгу. Плюсом к этому я изучил всю доступную местную литературу по механике. И если из прошлой жизни я хорошо запомнил только то, чем занимался практически, тот тут вся информация словно записывалась на жёсткий диск компьютера.

Надо сказать, что оружейник Дудин оказался не чванлив и охоч до всяких новинок. Тем паче, если частично расходы я брал на себя. Не от широкой и щедрой души, а с прицелом на будущее. Если честно, то пока без понятия, зачем мне это, но посчитал, что иметь своего оружейника будет полезно. Ну вот не было у меня конкретных планов, а добыть средства не составляло труда.

В результате мастерская Сергея Андреевича обзавелась несколькими станками. И самые главные из них это токарный, благодаря которому ружейные стволы теперь не ковались, а сверлились, и стан для выделки нарезов в стволах. Цены на штуцера остались прежними, а вот трудозатраты и сроки изготовления значительно уменьшились, при увеличившихся объёмах…

Так как от кремня мне не уйти, я решил использовать колесцовый замок, взводимый опускающимся посредством скобы клиновым затвором, который одновременно открывал крышку пороховой полки. А то с ударным замком приходится прибегать к различным ухищрениям, чтобы избежать травмы, от разлетающихся крупинок несгоревшего пороха. Ствол нарезной, калибром в четыре линии, как на берданке. В качестве боеприпасов патроны по типу тех же охотничьих к дробовикам, но со шпилькой и затравочным отверстием.

Трудился я над этой конструкцией уже не первый месяц и на бумаге вроде бы получалось вполне себе прилично. Оставалось воплотить в металле, и посмотреть на результат. Хотя-а-а, положа руку на сердце, я очень сомневаюсь, что выйдет хуже местных образцов, которые точностью боя, мягко говоря, не блистали.

— Здравствуйте, Александр Владиславович, — поднявшись приветствовал я вошедшего в камеру воспитателя.

Так уж вышло, что мой переход в гимназию совпал с его переводом сюда же, и наше знакомство продолжилось. Не сказать, что данное обстоятельство его обрадовало, но не отказываться же от повышения из-за одного неуёмного воспитанника.

— Здравствуйте, Пётр Анисимович. Я вижу вы тут уже прямо как дома, — беря в руки один из листов с чертежом колесцового замка, произнёс Иванов.

— Приходится приспосабливаться, — пожал я плечами.

— Мне известно, что вы уже не первый год подвизаетесь в оружейной мастерской и находите удовольствие от работы за верстаком. Но не подозревал, что вы ещё и изобретатель, — слегка приподняв лист с чертежом, произнёс он.

— Балуюсь понемногу, а получится что из этого или нет пока непонятно.

— Ну, тут я склонен верить в то, что вы преуспеете. Так как весьма упорны и умеете добиваться своего.

— Спасибо на добром слове.

— Это всего лишь правда. А скажите-ка мне, Пётр Анисимович, не устали ли вы от карцера?

— В этих облезлых, а зимой ещё и промозглых стенах есть своё очарование, Александр Владиславович, — улыбнувшись заверил я.

— А вот я уже устал вас сюда определять. В изучении учебной программы равных вам нет, это я уже давно признал. Но дисциплина… — он покачал головой.

— Каюсь, — понурил голову я.

— Ой ли? Ну вот какой пример вы подаёте младшеклассникам? Вы ведь для них герой.

— Ну так расскажите им, что я Поскрёбыш, и терять мне нечего, хуже уже не будет. Что я делаю ставку не на дар, а на свои познания в области механики. Я вообще не понимаю, отчего за прошедшие девять лет вы так и не махнули на меня рукой.

— Вы не единственный поскрёбыш в Воронеже.

— Возможно. Но наша участь уже предопределена, сразу по выпуску из гимназии служба в Измайловском полку одарённых. Учить нас в университете или корпусе бессмысленно, ибо выше второго ранга нам не подняться, хоть на пупе извернись.

— И это значит, что можно махнуть рукой на устав гимназии?

— Да я уже давно махнул бы, потому что ничего полезного тут почерпнуть не смогу. Отпустили бы вы меня с богом, а там, явлюсь я в положенный срок, чтобы пройти инициацию, проведёте всё ладком, да отправите в полк.

— Махнуть рукой на императорский указ об обязательном образовании дворян? Вы конечно молоды, Пётр Анисимович, но вам всё же следовало бы думать наперёд, прежде чем что-то говорить.

Вот так всегда, когда нет разумных доводов, начинают цепляться к словам и вкладывать в них такой смысл, о чём даже мысли не было. Поэтому я предпочёл молча выслушать очередную нотацию на тему недопустимости подобного поведения, не то заработаю ещё пару-тройку суток карцера. Не сказать, что так уж смертельно. Но это всё же ограничивает мою свободу.

На этот раз нотация не продлилась слишком долго. Я замер истуканом, вперив взгляд в противоположную стену, и в какой-то момент Иванов понял, что я даже не стараюсь вслушиваться в его слова.

— М-да. Похоже я зря сотрясаю воздух, — наконец