Налетел влажный холодный ветер с запахом дождя. Тугая волна рванула нашу палатку и, будь она на открытом месте, подхватила бы ее, как старую газету, и умчала за собой.

Вдруг совсем рядом на какую-то долю мгновения серую громаду тучи пересекла яркая, до рези в глазах, розово-фиолетовая черта. Сразу же за вспышкой молнии с огромной силой трескче раскатился гром, будто сказочный великан со страшной силой бросил кучу камней на железную крышу. Раскат грома был такой сильный, что у меня зашумело в голове. Все кругом как-то разом стихло* и замерло, точно в природе разыгралась одна из тяжелых драм, когда все боятся со страху дохнуть. Молния сверкала беспрерывно, яростно громыхало небо. На палатку посыпались сначала редкие, потом частые и тяжелые, как свинцовая дробь, капли дождя. Как бы подчиняясь грому, дождь то сильнее и чаще, то слабее и реже отбивал монотонную дробь. Водяные струи, словно бесконечные слезы, падали, перегоняя друг друга. Из окошечка палатки я смотрел на Оку, пораженный увиденным. Реки не было. Перед взором лежала кружевная скатерть с незатейливым узором. От дождя вода покрылась стеклянными свечками. Миллионы их: что ни удар капли, то свечка, вскочит — и нет ее. До того обманчиво, что казалось, свечи живые и выпрыгивают из воды сами собой.

Громыхающий ливень постепенно угомонился и перешел в тихий упрямый дождь. Редкий, ленивый, он падал нехотя, устало. Не булькали пузыри на Оке, вода рябила мелко-мелко, будто на нее что-то просеивали сквозь сито. Шум стал монотонным, успокаивающим. Тучи иссякли, сделались прозрачными, как старая марля. Гроза утихла, хотя серая пелена все еще затягивала горизонт. Раскаты отдалялись, слышались только перекаты грома. Вдали, на западной стороне, откуда направлялись тучи, мрак становился бледнее, облака разрывались, и порой там вдруг открывалась узкая полоса необыкновенно светлой и прозрачной лазури. Через редеющие кромки туч, улыбаясь половиной своего диска, светлым золотом сочилось солнце. Лучи его были такими яркими, что казалось, солнце уменьшилось в размере и само, обеспокоенное такой своей щедростью, дрожало, колыхалось в послегрозовом мареве. Дождь перестал, но облака еще клубились, и небо хмурилось, и <только часам к пяти в просвете облаков открылась голубизна неба. Она увеличивалась, словно кто-то раскатывал свиток тонкого прозрачного голубого шелка, вытканного золотыми солнечными нитями, и гром из отдалявшихся туч будто прокатывался по этому шелку, ровняя и приглаживая его.

Мы вышли из палатки. Светило солнце. Все вокруг словно переменилось в краске, в цвете. Совсем недавно серые тучи обволакивали всю Оку, ничего не было видно в сплошной пелене дождя. А теперь буйство красок. Удивительно нежная травка на прибрежном лугу, такая нежная, какой она может быть только после дождя. Лучи солнца, казалось, разбудили Оку, заторопили ее. Унылые серые волны ободрились, стали веселыми. Вода бежала мелкими блестками, как будто фантастический станок тысячами темных челноков сплетал миллионы серебряных нитей в широченное, от берега до берега полотно, бесконечное и солнечное.

Русской природе нужен луч солнца, и тогда, скромная, скрытая в своих неброских красках, она начинает светиться, как прекрасное лицо, озаренное улыбкой, тогда только открывает все свои удивительные, ни с чем не сравнимые богатства обыкновенного майского дня где-нибудь на берегу Оки…

Медовый аромат черемухи наполнял воздух. Он исходил от белых нежных ее цветов. В эту пору черемуха буйно цвела. В спокойном зеркале реки белело отражение лесной красавицы. Ее точно кто-то осыпал белоснежным серпантином, и так обильно, что даже зеленые листья терялись в белизне. Дивное красивое деревце! В белоснежном наряде склонилось оно над гладью Оки. Казалось, что взбитая рыхлая пена слетела с речных перекатов на ветки да и застыла в оцепенении. Даже водяная лилия, все прятавшаяся в глубине затона, не утерпела и вынырнула на поверхность поглядеть на весеннее чудо. Матово-белые фарфоровые цветки лилии все в капельках прозрачной воды. С легким всплеском серебряными стрелками выпрыгивала из воды мелкая рыбешка: то ли резвилась, то ли думала, что упавшие на воду лепестки черемухи — какой-то особый вид белой мошкары.

Я не утерпел, чтобы не подойти к черемухе, не пригнуть ее душистую ветвь и не спрятать в пахучих цветах лицо. Долго стоял, глубоко вдыхая пряный резковатый запах соцветий, и вспоминал детство. Прохладный воздух пьянил. Не хотелось ни говорить, ни двигаться, а только стоять, вдыхать этот аромат, слушать звуки птичьих песен и таинственный шепот майского дня. Не за одну красоту душистых лепестков любят черемуху: она дарит пчёлам нектар, людям — ягоды, которые созревают в начале осени. Они содержат различные сахара, яблочную и лимонную кислоты. Черемуха — лекарство. Капли дождя, обильно повисшие на ветвях черемухи, живыми хрусталиками переливались под яркими солнечными лучами. Капли горели зеленоватым, голубым, лазоревым огнями. Они и на капли-то не были похожи — они исходили сиянием, как маленькие звездочки, то на мгновение гасли, то снова лучисто вспыхивали. Это борьба двух сил природы: воды и света. На одной из веток вдруг вспыхнула, заиграла, запламенела непохожая на все остальные рубиновая звездочка. Она была крупнее других и ярче, выделялась своим необыкновенно чистым цветом. Когда звездочка вздрагивала, качаясь вместе с веткой, то, видно, еще на какие-то доли менялся угол, и в рубиновой алости прибавлялись то фиолетовый, то синий тона, а может, — если бы получше приглядеться— и весь спектр радуги. Колеблемая ветром ветка, а вместе с ней и звездочка все время находились в движении, на мгновения звездочка горела то одними, то другими цветовыми гаммами, и глазу невозможно было уловить их переход из одной в другую.

Неподвижно стоял я у черемухи, устремив взгляд на Оку, и чувствовал, как куда-то уходят беспокойные мысли. Все огорчения, заботы, тревоги отодвинулись, в душу вливался какой-то особенный покой. Я переживал состояние слияния с природой, и от этого передалась мне частичка того величественного покоя, каким все дышало кругом.

ЛЮБОПЫТНЫЕ ВСТРЕЧИ

Размышляли ли вы, читатель, когда-нибудь над тем, как обитатели леса узнают об опасности? Представьте себе такую картину. Утро солнечное и росяное. Вы идете по лесу. Стоит какая-то особенная тишина. Ни ветерка, полнейшая неподвижность, и воздух, который настаивается на лесных ароматах, становится все плотнее.

Разве лишь внезапно распрямится листок травы, с которой упадет капелька росы. Кажется, только тебе одному доверено войти в эту тишину и породниться со всеми лесными обитателями. Жизнь их идет своим чередом. Каждый занят неотложным делом. И вместе с тем все они, от малютки-трудяги муравья до великана леса — лося, чутко прислушиваются: