— Огурцы — очень хорошая вещь, — Дурново поддался мечтательному тону Артемия Ивановича и даже не очень разозлился, что тот опять отвлекся от темы. — Парамоша! Принеси-ка с ледничка графинчик, да огурчиков к нему подай.

Фаберовский, который уже извелся от неизвестности, изумился, когда лакей проследовал через приемную в кабинет с запотевшим графином на подносе.

— Ну-с, продолжайте, — Дурново, опрокинув рюмку, удовлетворенно откинулся в кресло, хрустя огурцом. — Что же вы еще разведали в Лондоне, кроме мест, где продаются огурцы? Дороговато вышло казне.

Артемий Иванович сглотнул слюну так, что колокола на Владимирском соборе напротив звякнули.

— Еще я получил три шишки на службе отечеству, — сообщил он, не в силах отвести взгляд от графина. — В общем, служил помощью в поддержании устоев-с. Да еще пять баб зарезали.

— Ага, — удовлетворенно проговорил Дурново. — Генерал Селиверстов что-то такое и говорил. Ну что же, на последнем остановитесь подробнее.

— Так что тут сказать, ваше превосходительство. Коновалов их резал в свое удовольствие, а мы только указания Рачковского исполняли-с. Да и то нас едва не схватили, а все из-за этих ирландцев; сперва тюк с кровавым бельем едва увезли, а потом из-за грязных кальсон вообще в полицейский участок попал, да еще нож подкинул, и при Монро такого наговорил, а когда мы второго в Гайд-парке били, потому что он статейку пасквильную написал, едва не убежал вовсе, насилу его догнали. Монро к нам заходил иногда, мы даже раз с ним дебош в ресторане устроили, а я комиссара полиции в парке видел, как он под кустами сидел, только собаки его так и не покусали, а Дарья смесь-то когда противособачью понюхала, так и вовсе едва не окочурилась, даром что не собака. Мы ею потом одному полицейскому хребет переломили.

— Смесью?

— Да нет, Дарьей! Вот это бабища была! Она еще когда в фонтане в Петергофе намокла, так я потом на ей почти не женился.

— Опять началась какая-то чушь, — с досадой сказал Дурново. — Вы просто какой-то идиот, в самом деле. Может быть, этот второй, что в коридоре, окажется потолковее вас. Выйдите из кабинета и позовите его. Парамон, налей мне еще.

— Велите за этим поляком приглядывать, ваше превосходительство, он у меня в Лондоне часы укравши! — засуетился Артемий Иванович.

— Идите, идите, — замахал на него руками Дурново.

Фаберовский вошел, складывая газету и засовывая ее за пазуху, и почтительно уселся на указанный ему стул.

— Послушайте, я не понял ничего, что наговорил мне ваш подельщик, — сказал Дурново.

— Особным даром разуметь то, что говорит или пишет Владимиров, обладает только пан Рачковский, — согласился Фаберовский.

— Хоть вы можете объяснить мне, что произошло в Лондоне?

— А кто есть вы?

— Да я же директор Департамента полиции! — обиделся Дурново.

— Нас отправят до Лондону?

— Ой, только не надо опять про Лондон и про огурцы! — замахал руками директор департамента.

— Как пану будет угодно. Рачковский обманом вовлек нас в злодейские убийства и в месте, о котором ваше превосходительство просил не говорить, посланный им человек при нашем невольном пособничестве совершил преступления, приписанные некоему Джеку Потрошителю.

— Я читал в газетах, что одну жертву задушили ее же кишками, а другую нашли с собственной головой в руках. Только зачем это могло понадобиться г-ну Рачковскому?

— Видете ли, ваше превосходительство, я сам толком не ведаю. Он утверждал, что для его планов потребен на посту комиссара полиции не Чарльз Уоррен, а Джеймс Монро, и мы при помощи организованной мною вокруг убийств газетной компании добились этого. Но до самих убийств мы с паном Владимировым никакого отношения не имели.

— Подождите, — оборвал его Дурново, глядя в окно на площадь. — Если я не ошибаюсь, это карета Николая Дмитриевича.

Спустя несколько минут лакей доложил о прибытии действительного статского советника Николая Дмитриевича Селиверстова. Появление этого человека здесь, в квартире у министра, многое объясняло Фаберовскому. Когда они с Владимировым бежали из Англии, обложенные со всех сторон полицией и врагами, именно Селиверстов, злейший недруг Рачковского, должен был встретить их в Бельгии и обеспечить им безопасность. Но по его нерасторопности прямо на пристани в Остенде они попали в руки людям Рачковского и оказались в Якутске, а Селиверстов даже не попытался предотвратить этого. Теперь же ему, наверное, понадобились их услуги в борьбе с заведующим Заграничной агентурой в Париже и он вернул их обратно в Петербург.

Фаберовский отошел в сторону и встал так, чтобы вошедший не сразу заметил его.

— Кто это, Петр Николаевич, у вас в приемной сидит? — спросил Селиверстов у Дурново, кивая через плечо на дверь. — Уж не господин ли Владимиров?

— Он самый. Дурак какой-то, честное слово.

— Э нет, не скажите! — возразил Селиверстов, все еще не замечая Фаберовского. — Кто подстроил так, что на пристани Остенде агенты Рачковского оказались раньше меня? Ведь им вовсе не должно было знать о том, что господин Фаберовский будет вывозить убийцу и всех прочих из Лондона в Бельгию! Я уверен, что Владимиров только прикидывается идиотом, а на самом деле важнейший агент Рачковского. Вот скажите мне, Петр Николаевич, как это он нашел в Лондоне беглого матроса Курашкина с броненосца «Петр Великий» — через шесть-то лет?

— Давайте проверим, — предложил Дурново. — Пригласите г-на Владимирова.

— Ваше превосходительство, его нету! — испуганно доложил жандармский офицер.

— Убежал, мерзавец! — стукнул тростью Селиверстов. — Я же говорил!

— Он сидел на диване спокойно, как мешок с отрубями, — оправдывался офицер, — а потом как рванул по лестнице, только его и видели.

— Ну так пойдите и найдите его!

Стоя за спиной Селиверстова, поляк вперил взгляд в директора департамента, который, как-то загадочно улыбаясь, пододвинул к себе вазочку с вареньем. Фаберовский не понимал, куда мог так стремительно сбежать Артемий Иванович. А Дурново, казалось, это было известно. Что, если Дурново заодно с Рачковским? И Артемий Иванович, купившись на щедрые посулы министра, согласился вернуться в лоно Заграничной агентуры? Тогда что ему ждать от министра и Рачковского для себя?

— Как вы считаете, Николай Дмитриевич, водочку как лучше принимать: под капусту соленую или под огурчики? — спросил Дурново. — И не хотите ли вы, Николай Дмитриевич, откушать со мной водочки?

— Какая уж тут водочка, Петр Николаевич! — расстроенно сказал Селиверстов и подергал рукой за Владимирский крест, словно лента давила ему шею. — Когда у нас прямо из-под носа сбежал опаснейший для нас человек! Поляк с ним убежал?

— Да вот же он, позади вас стоит.

Селиверстов обернулся и молча уставился на Фаберовского, по-лошадиному жуя старческими губами. Он видел поляка очень давно, к тому же со свалявшейся бородой и космами волос Фаберовского сейчас не узнал бы и Рачковский.