русские корабли начали обстрел и подожгли один из неприятельских кораблей. Теперь и речи не могло быть о внезапности. Однако именно после первого пожара на турецком корабле Грейг приказал брандерам идти в атаку на вражеский флот. Видимо, контр-адмирал намеревался все же полностью выполнить принятый план; кроме того, не исключено, что он хотел уменьшить таким образом расход снарядов, запас которых можно было пополнять лишь из далекой России.

Граф Орлов, ходатайствуя после Чесменской битвы о награждении отличившихся, выделил «особливо сего искусного и неутомимого человека» — С. Грейга.

Екатерина II удостоила Грейга высокой награды — ордена святого Георгия 2-й степени. Самуилу Карловичу было пожаловано русское дворянство, для кавалера военного ордена оно распространялось и на его потомков.

Дворянский герб Грейга венчала поднятая рука в латах, держащая меч, а обрамляла лента с надписью: «Рази верно».

Извини, Коля, что отвлекаюсь от главной темы, но столько нового для меня обнаружилось, когда я искал материалы о первом директоре нынешнего Кировского завода! Сколько поразительных жизненных судеб, сколько выдающихся людей!

Итак, Карл Госкойн. Он привез в Россию необходимое оборудование и знающих мастеров. Довольно быстро создал лучший пушечный завод в России, названный Александровским, переоборудовал Кончезерский завод. По его чертежам были построены доменные печи с цилиндрическими воздуходувками. Впервые в России он построил «вагранок» или малую поворотную печь, ввел новые технологические процессы литья.

Инженерная мысль Карла Карловича и организаторские способности не знали предела. Это он на Воицком руднике построил первую в России паровую машину, которая положила начало технической революции на российских заводах.

В конце восемнадцатого века Карл Гаскойн строит чугунолитейный завод в Кронштадте. Небольшой завод с единственной плавильной печью. Все рабочие были выписаны из Петрозаводска.

В начале девятнадцатого столетия из-за угрозы войны с Англией встал вопрос: в целях безопасности перевести Кронштадтский завод в Санкт-Петербург. Карлу Гаскойну было предложено найти для этого в Петербурге подходящую казенную землю. Историки до сих пор гадают: почему, не найдя другой площади для строительства завода, он решает использовать площадь, на которой стоит его собственная дача? Может, само дачное место надоело, а купить его никто не хотел, может, искать землю под завод не хотелось, а может, существовали другие резоны — кто знает?

Николай, стараюсь писать тебе подробнее, потому что все это очень интересно и для меня самого является настоящим открытием.

Так что же за земли находились вдоль дороги, ведущей от Санкт-Петербурга до Поповой Мызы, как первоначально назывался Петергоф? И что за дорога соединяла два населенных пункта?

Во времена Петра I Петергофской дороге предшествовали две шведские: главная, что проходила по трассе нынешнего Таллиннского шоссе и вела через теперешний проспект Маршала Жукова, проспект Стачек, Автовскую улицу, выходя к Неве близ устья Охты, где располагалась крепость Ниеншанц, и второстепенная приморская, что начиналась от Фонтанки простым проселком, петляла между деревнями и заливом, и упиралась в Стрельну.

Зарождение блестящего Петергофа стало первым шагом к основанию шесть лет спустя столь же великолепной «гирлянды» усадеб и резиденций по Петергофской дороге.

Петергофская дорога — сорокакилометровая система усадеб, дворцов, садов и парков, равной которой, возможно, не было в мире.

Дачи вдоль дороги славились великолепием архитектуры и роскошью садов. В числе их владельцев и арендаторов были представители высшего столичного общества; государственные деятели, дипломаты, крупные чиновники, полководцы и флотоводцы, банкиры и аристократы. При этом наряду с обращенными к дороге ансамблями усадеб, в имениях существовало свое хозяйство — фермы, плодовые сады, оранжереи, постоялые дворы, кабачки. Некоторые дачи включали деревни — и пейзаж дополняли крестьянские поля и луга,

Петр заставлял своих подданных использовать при устройстве дач достижения европейской архитектуры и искусства парко-строения, одновременно создавая парадный морской «фасад».

В те времена любой путник, прибывающий в Петербург морем, высаживался на острове Котлин, затем отплывал на баркасе в Ораниенбаум и следовал в столицу по набережной. Новая столица была отрезана мелями от моря. Первое впечатление от страны формировалось именно здесь, на Петергофской дороге.

Вот один из восторженных отзывов современника той поры.

«…Берег от Петербурга до Ораниенбаума представляет оживленную картину. На сем пространстве почти на каждой версте встречают дворцы, мызы и прекрасные фигурные домики, окруженные садами, рощами, и можно сказать, искусственными полями и лугами. Кто бы поведал за ‘сто лет перед сим, чтобы сия бесплодная земля могла принять нынешний ее вид. Но Богу угодно было даровать России ряд великих Государей и всемогущей их воле уступила природа: печальная пустыня обратилась в богатую населенную страну, болота образовали светлые водоемы, мрачные леса — увеселительные рощи. На сыпучем месте явились луга и нивы, искусство подало руку трудолюбию…»

Такое великолепие было уже при жизни Петра Великого, когда Петергофская дорога украшалась дворцами и парками. Карл Гаскойн прибыл в Россию намного позднее, а завод переводил из Кронштадта по Указу Императора Павла I почти через сто лет после рождения города. Но и тогда дачные места вдоль дороги, где проезжал император и члены его семьи, пользовались колоссальной популярностью. Многие хотели купить их. На каждое освободившееся место просьбы подавались лично Царскому Величеству.

Моя дочь Наташа выдвинула версию, что Гаскойн выгодно эту землю продал. Я не нашел сведений о продаже, но если и продал, то с государства, так же, как и сейчас, много денег не возьмешь. Однако о теперешних временах говорить не будем. На дачах в шесть соток заводов не поставишь. У чиновников бывают площади и побольше, но ни один из них, сколько бы он ни клялся в любви к отечеству, не сделает такой глупости. Но как бы то ни было, в конце марта 1801 года на седьмой версте от центра столицы Российской Империи начал действовать завод, который был назван «Санкт-Петербургским казенным чугунолитейным». И еще несколько слов о Карле Карловиче, о его честности и порядочности как предпринимателя.

История хранит записки департамента Морского министерства Императору Александру Первому о проверке дел на заводах, которыми руководил Карл Карлович Гаскойн (он стоял во главе Олонецких, Луганского, Кронштадского, Санкт-Петербургского и Ижорского заводов).

По существу в акте говорится: «…Рассмотрев дела по г-ну Действительному Статскому Советнику Гаскойну, нет ли в экономической части