хотела раздеваться, словно вещи были её щитом. Они защищали её от всего. Даже от этого малыша.

Джинни тоже ушла из спальни, заперев её на ключ. Она оказалась одна. И мысли со скрипом хлынули в её голову шумным потоком.

Гермиона прикрыла глаза, пытаясь почувствовать хоть что-то. Возможно, если бы она ощутила хоть какое-то присутствие этого ребенка — она бы отказалась от всего и оставила его. Но внутри и вокруг было тихо.

Он, как невидимка. Есть и всё, но ты его не увидишь, и вряд ли сможешь почувствовать.

Рука самопроизвольно потянулась к свитеру. Девушка вытащила блузку из-под юбки, обнажая плоский животик. Кончиками пальцев коснулась кожи. Ощутила легкое тепло от ладони.

Ты где-то там, да, малыш? Ты не знаешь ещё, что во мне. Ты не узнаешь меня, пока не вырастешь. А когда живот станет больше, ты будешь гладить моё сердце рукой, правда? Своей маленькой ладошкой с маленькими пальчиками, да?

Ты веришь в меня? Веришь, что я смогу стать тебе хорошей мамой? Или ты считаешь, что я смогу тебя безжалостно убить? Я сама не знаю, что выбрать.

Она легко гладила свой живот, представляя, что может быть она ощутит легкий толчок или что-то ещё. Она возможно хотела этого. Хотела, чтобы он остановил её от необдуманного поступка. Чтобы сказал «Мам, я всё пойму». Господи, мама. Она никогда не представляла себе, как у неё появятся дети и она станет мамой. Такой же заботливой, спокойной и рассудительной. Будет поддерживать своих детей, когда они будут называть её простым словом — мама.

А сейчас, когда внутри неё зарождается жизнь, она готова услышать это слово через восемь или девять месяцев? Возможно готова, а может быть и нет. Она не знала.

Девушка присела на кровати, поправляя блузку на своем теле. Она решила написать обо всем родителям. Спросить совета у своей мамы. Возможно, она скажет, что лучше его оставить. И тогда Гермиона так и сделает. Ведь рано или поздно это должно было произойти. Они должны все узнать.

Грейнджер неловко поднялась и шагнула в сторону стола, который был у них в спальне. Достала из ящика шелестящий пергамент, перо и чернильницу. Она думала, что напишет, но всё казалось не тем. Не теми словами.

Она присела за стол и положила рядом с собой новый пергамент. Макнув кончик пера в чернила, она поднесла инструмент над бумагой. Задумалась.

«Привет, мам,

Со мной всё в порядке. Я надеюсь, что и у вас всё хорошо. Я спокойно учусь, хожу на уроки и…»

— Нет, это не то! — вскрикнула вдруг Грейнджер и вдруг испугалась своего же голоса. Нужно по-другому. Новый пергамент. Кончик пера вновь касается чернил.

«Привет, мои хорошие,

У меня для вас новость. Спешу вас обрадовать, что вы скоро станете бабушкой и дедушкой…»

Опять не то. Второй скомканный пергамент летит в сторону её кровати. Она сожжет их сразу же, как только допишет им письмо.

«Мои родные,

Со мной всё в порядке. Я надеюсь, что у вас всё хорошо дома. Мамуль, папуль, я вас очень сильно люблю, но у меня для вас есть неожиданная новость. Простите меня, но я беременна. И я не знаю, что с этим делать. МакГонагалл дала мне возможность подумать неделю. И я смогу избавиться от ребенка или оставить его. Но все мысли не идут в нужное русло.

Помогите мне,

Ваша любимая дочка Гермиона.»

Сухо, просто и по делу. Она привыкла так писать родителям, но в этом маленьком и коротком письме она описала всё свое состояние. Страх. Решенность. Незнание. Потерянность. И ещё множество различных чувств. Она высказала всё, что хотела. Теперь нужно было его отправить.

Схватив пергамент в руки и сложив его в трубочку, Грейнджер встала. Собрала неудавшиеся письма и шагнула в сторону двери. Волшебной палочкой отворила дверь и решительно шагнула в сторону гостиной. Там сидела только Джинни, читая какую-то книгу. Она подскочила, когда Гермиона прошла мимо неё, словно хотела пойти с ней. Но девушка легко остановила её, махнув рукой, и стремительно вышла из гостиной.

Спустилась вниз по лестнице, вышла из замка и вдохнула свежий воздух. Ветер мазнул её по щеке холодным прикосновением. Она вдруг ощутила такую легкость, словно была как никогда живой. Шагнула на мокрую от росы траву и отправилась в совятню. В одной руке она сжимала скомканные письма. Она хотела бы их просто выбросить, но любой студент из школы мог поднять пергаменты и прочитать. Узнать почерк, а затем и владельца. И тогда весь бы Хогвартс знал, что она беременна. Поэтому девушка сжимала их в руке, комкая их ещё больше.

Она продолжила свой путь к совятне. Наслаждалась тишиной от того, что вокруг неё никого не было. Все обедали в Большом Зале. Никто не мог ей помешать. Сжимая в руке то самое спасительное письмо девушка ещё не знала, что только один человек не был в замке. Малфой наблюдал за ней. Не подходил, так как боялся.

* * *

Малфой стремительно влетел в гостиную Слизерина. На диване внутри сидел Блейз и Паркинсон. Пока девушка его рассмотрела и уже была готова бежать к нему в объятия, Драко схватил Забини за край свитера и потащил его в сторону комнаты. Они должны поговорить. Просто обязаны.

Блейз знал, что Малфой не ровно дышит в сторону Грейнджер. Раньше это сказывалось на их отношениях. Они долго ссорились, когда Забини пытался втолковать другу в мозг тот факт, что она — гриффиндорка и магглорожденная. Но Малфой перестал на это обращать внимание ещё на шестом курсе. Сразу же после того, как узнал, что она отправилась за Поттером искать крестражи.

Господи, как он тогда переживал за неё. Блейз впервые видел такого Драко. Нервного, который хватался за каждый выпуск «Пророка» и ожидал чего либо. Запуганного, который боялся увидеть в специальном издании газеты её имя в некрологе. И как он с облегчением вздохнул, когда она была в Мэноре. Он рассказал Забини о том, что там произошло. Он не хотел. Не хотел оставлять её на растерзание Беллатрисы. Не хотел, чтобы на её руке появилась метка «Грязнокровка». Хотел броситься ей на помощь, убить каждого присутствующего в Мэноре. Но стоящий за спиной Люциус не позволил бы ему.

Это терзало Драко и продолжает терзать. Несколько раз Забини просыпался от отчаянного крика Малфоя. А когда спрашивал, что ему снилось, он вспоминал этот день.