Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Урок Шессака
Трудиться ради своего счастья
Откуда эта странная точка зрения, что счастье должно быть спонтанным? Что старания приблизить его непродуктивны, даже контрпродуктивны? К чему критика поисков счастья? Все это – будь то наигранная поза псевдопроницательности или искреннее убеждение – на самом деле проистекает из нашего библейского наследия. До первородного греха Адам и Ева были изначально счастливы в саду Эдема. Божественный гнев отнял у нас это естественное состояние, и мы благодаря собственным усилиям не можем вернуть его. Оно будет нам даровано снова только благодаря божественной милости.
У этой старой идеи есть и другие причины, уходящие корнями в выдумки о невинном счастье детства. Поскольку в детстве мы были способны испытывать счастье, не прикладывая к этому особых усилий и даже не осознавая этого, следует вернуться в это первоначальное состояние. Для этого нужно глубоко погрузиться в себя или взломать определенные замки. Этот миф о «возвращении к истокам» применяется в некоторых психотерапевтических практиках.
Не всегда это ложь, но этого совсем не достаточно. Божественная кара, постигшая наших предков Адама и Еву: «В поте лица твоего будешь есть хлеб»[12] – то же самое, что: «В поте лица будешь добывать счастье». Неважно, божественное ли это проклятие или человеческое предназначение…
Счастье – не случайно, оно разумно. Оно приходит к тем, кто способен учиться и развиваться.
Часто говорят, что жизнь – это битва. Счастье – тоже битва, особенно для тех, кого жизнь с самого начала не баловала. Независимо от того, видимы ли наши недостатки, как те, что поражают нашу плоть, или невидимы, как те, что проистекают из нашего прошлого, наших тревог, нашей хандры, – они всегда мешают нам стать счастливыми. Но как только мы придем к извечной истине – есть люди, более счастливые, чем мы, и есть другие – менее счастливые, – какой предлог найдем мы для того, чтобы продолжать плакаться о нашей несчастной жизни? Позиция жертвы может превратить нас в неприкасаемых, к которым никто не посмеет приблизиться, которых никто не направит и которым никто не даст совета. Это обострит чувство одиночества и ощущение ущербности и в конце концов оставит наедине с собой.
Мы одни способны выиграть битву за эмоциональное просветление, мы одни можем сделать выбор в пользу счастья, а не несчастья.
Можно принять решение стать счастливым. Разумеется, без всякой гарантии немедленного успеха… Речь не идет о том, чтобы сказать: «Сегодня я стану счастливым». Скорее: «Я найду время и приложу силы к мыслям и поступкам, которые увеличат мои шансы на счастье. Не стать счастливым сейчас же, мгновенно, но звать к себе счастье, как свистом подзываешь собаку. Подготовиться к нему, распахнуть глаза и душу, так же, как я, гуляя по лесу, отдаюсь движению, а не погружаюсь во вчерашние и завтрашние заботы».
Мы не всегда готовы к такому усилию и такому образу действий. Бывают дни, когда это просто невозможно. Тогда разговоры о счастье невыносимы для нас: мы не воспринимаем их. Между тем решение стать счастливым касается и мрачных дней: в эти моменты я погружаюсь в себя больше обычного, я не все ставлю под сомнение под предлогом своей грусти, даже оправданной.
Невозможно всегда быть счастливым. Но возможно как можно чаще думать о том, чтобы не мешать возвращению счастья.
«К бою! Я должен выжать все соки из своей жизни, обрести радость, в противном случае я пропал. Но как, как же это сделать?»
Александр ЖольенДыхание любви
Пара сидит к нам спиной. Женщина и мужчина держатся за руки, не обращая внимания на чужие взгляды. Они смотрят на приближающийся берег, откуда внезапно поднимаются высокие здания. Открытие ли это для них? Возвращение? Было ли их путешествие приятной короткой прогулкой или долгим и изнурительным плаванием?
Нам об этом ничего неизвестно. Нам остается только воображать. Как всегда в творчестве Фридриха, картина пробуждает любопытство зрителя, вызывая в его душе интерес к тайне, на которую только намекает художник. Художник приглашает нас к размышлению об этих людях и о любви.
На паруснике Каспар Давид Фридрих (1774–1840)1818–1820 гг., холст, масло, 71 × 56 см, Государственный музей Эрмитаж, Санкт-Петербург
21 января 1818 г. Каспар Фридрих женится на Каролине Боммер. Он увозит свою молодую жену в свадебное путешествие на берега Балтики и на остров Рюген. На этом залитом светом полотне, написанном после их возвращения в Дрезден, он изображен спиной к нам, рядом с Каролиной: прекрасный и простой образ любящей пары, где Фридриху удалось избежать столь избитого – и ограничивающего – изображения объятий или поцелуя.
Первый план погружен в тень. Стоящий за штурвалом капитан корабля находится вне рамок картины, он стоит в точности на нашем месте. Небо выглядит угрожающим. Только город вдалеке купается в свете, и трудно сказать, рассветный ли это свет или сумеречный.
Фридрих отнюдь не ограничивается изображением двух влюбленных и увлеченных людей. Он тонко изображает темные силы, толкающие пару к своей судьбе, свет и тени вокруг них, тайны их будущего. А посреди всего этого – соединяющая любовь, от которой зависит, останутся ли они вместе…
«Ты будешь любим тогда, когда сможешь показать свою слабость так, чтобы другой не воспользовался ею, чтобы утвердить свою силу».
Чезаре Павезе[13]Урок Фридриха
Что делает двоих счастливыми
Любовь – необходимое условие для счастья? Несомненно, но не любой ценой и не при всяких условиях.
Древние не доверяли любовной страсти – они считали ее опасным состоянием ослепления и забвения. Романтики, напротив, сделали ее краеугольным камнем своего мировосприятия. Напряженное состояние счастья, которое приносит зарождающаяся разделенная любовь, полностью захватывает человека, освобождая его от второстепенных обстоятельств и материальных потребностей (разве не говорят: «с милым рай в шалаше»?). Любовь делает человека открытым и благожелательным. Благодаря любви жизнь кажется нам прекраснее, чем она есть на самом деле.
Это исключительное состояние, потому что оно делает существование счастья ощутимым и может удовлетворить нас. Совершенно. Конечно, будущее откроет нам, что оно не способно быть длительным, но в данный момент мы верим в него: мы не в состоянии представить себе, допустить, что это может закончиться. Это главный по своей интенсивности, если не по продолжительности, опыт счастья. Но он – всего лишь радостное состояние, обреченное на то, что будет прервано, прелюдия других форм счастья. Оно похоже на опьянение, которое показывает нам, что мир может измениться, если что-то меняется внутри нас: но здесь