С Кацебо Ремизова связывало не то чтобы дружба, но многолетнее знакомство и служба в одном полку. Приступы меланхолии случались у каждого второго «квартиранта» пещер Могао, да и самого Ремизова порой посещали не самые веселые мысли, но только доктор вел себя так вульгарно.

Ремизов решил взять его с собой к Немытевскому. Когда волнения мало-помалу улеглись, и появилась возможность выехать из отряда на пару дней, Ремизов отправился на переговоры с Кацебо.

Пещера-«келья», в которой располагался доктор, была, пожалуй, самой светлой и чистой. Она разделялась на две части, в одной из которых даже имелось окно. В светлой части доктор проводил прием и осмотр больных, здесь же стояли два топчана, покрытых относительно чистыми простынями на случай карантина.

Кацебо не ожидал прихода командира. Он сидел за столом, склонившись над листом бумаги, и что-то увлеченно писал. Ремизов кашлянул для приличия. Как только он увидел Павла Петровича, расплылся в счастливой улыбке и мгновенно смахнул листы бумаги в ящик стола.

– Что за подарок небес! К нам пожаловал светлейший князь… – начал было витийствовать Кацебо, но Ремизов его быстро прервал.

– Хватит, Валериан, не стоит разыгрывать очередную пьесу. Знаю, актер ты хороший, но я к тебе по другому делу.

– Неужели, хворь какая приключилась?

– Приключилась, но не со мной. Заболел мой старинный приятель, профессор, который гонца присылал на днях. Просил меня приехать к нему, а я все никак не мог собраться. А тут во сне его увидел. Нехороший был сон. Чувствую, что пора навестить старика. Хотел тебя пригласить прогуляться со мной, пока у нас тут все тихо-мирно…

– А чем болен профессор? У нас с медикаментами дела неважно обстоят, но кое-что у меня припасено… на «черный день».

– В письме он писал, что местные доктора не берутся ставить диагноз. Симптомы непонятные – болей никаких нет, а вот слабость сильная. Стакан ко рту поднести не может. Осмотрел бы ты его.

– С превеликим удовольствием! Хоть на денек вырваться из этой добровольной тюрьмы почту за счастье. А на кого отряд оставишь?

– Мы же ненадолго уедем, Дронов справится. Но для порядка старшим назначу поручика Качанова. Ну как, едем?

– Конечно!

– Завтра на рассвете и выезжаем. Захвати, на всякий случай, каких-нибудь медикаментов из запасов на «черный день».

Поездка по степи пошла на пользу обоим. И Кацебо, измученный «пещерной» жизнью, и Ремизов, уставший от ожидания того, что же будет с их отрядом, с большим удовольствием скакали по предрассветной степи. Солнце еще только-только окрасило горизонт розоватым свечением, утренний воздух был холодным, морозным, он пощипывал щеки и нос. Однако им обоим было как-то удивительно хорошо, спокойно. Быстрая езда вперед, на восход солнца, придавала их застоявшейся жизни новый импульс.

Кацебо давно хотел поговорить с Ремизовым по душам, но подходящего случая как-то не представлялось. А вопросов накопилось к командиру отряда много. Зная, что другого случая поговорить без свидетелей может не быть, Валериан решился на разговор, переходя на более спокойный шаг.

– Павел Петрович, не хочу показаться бестактным, но мне кажется, нам пора расформировывать отряд и отпускать людей.

– Вообще-то за такие призывы, Анненков на месте расстреливать приказывает. Упаднические настроения в армии опаснее дизентерии или тифа.

– Так мы сейчас не в армии, а просто разговариваем, как два старых приятеля…

– Мы же не приятели, просто сослуживцы с общим прошлым.

– Да я в друзья и не набиваюсь. Я просто для себя понять хочу: что c нами будет? Зачем мы тратим время и сидим в этом жутком китайском захолустье? Пока был жив и здоров Дутов, все более или менее понятно, теперь-то что?

– Валериан, есть еще Анненков и Бакич, они помнят о нас. Ну не до того сейчас им, понимаешь? У нас в отряде дисциплина, порядок, …относительный порядок. А в других подразделениях и того хуже. Мы просто должны еще какое-то время продержаться. Я думаю, ждать осталось недолго.

– А я думаю совсем о другом. Пока мы здесь от безделья с ума сходим, в России красная чума косит людей. Голод, холод, фабрики и заводы стоят. Я не знаю, что с моими детьми и женой стало, что с родителями… Мне плохо, совсем плохо от этих мыслей становится… Жить так уже нет сил.

– Ты хочешь в Россию? Иди. Допустим, я закрою глаза на то, что ты сбежишь. Не стану объявлять тебе дезертиром, не пошлю погоню. И что ты станешь делать? Не добраться тебе до Петербурга отсюда одному. Схватят или свои, или китайцы. Границу как переходить собираешься? Забыл, как мы прорывались? У красных заводы стоят, а вот границы охраняются ого-го как.

– Я давно все продумал… и придумал. У меня уже есть надежные поверенные люди среди местных. Я ведь для них что-то вроде шамана. Подлечил двух-трех человек и уже национальный герой. Если попрошу, мне не откажут.

– А что ты собираешься у них просить?

– Для начала, какую-нибудь одежду, малахай китайский, например. Парик можно у цирюльника в Дуньхуане заказать. И все. Вместо Валериана Кацебо я стану Ванном Кжун Чу…

– Лихо придумано…Тебе и документы сделают?

– Сделают. Могут и не только мне сделать…

– Ты собираешься бежать