Несколькими годами ранее, во время правления императора Тиберия появился в пустынной местности возле Иордана необыкновенный человек, в котором толпы видели нового пророка, возможно нового Илию. Его имя было Йоханан, иначе — Иоанн. Его называли Предтеча или Креститель. Лука в своем Евангелии придает этому событию чрезвычайно торжественное величие, потому что оно открывает собой новую эру спасения и эпоху Мессии: «В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод [Антипа] был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне»(Лк., 3: 1–2).

Это обширное введение напоминает не столько работы греческих историков, сколько двух малых пророков Ветхого Завета, которые пользуются той же схемой, чтобы отметить начало нового времени, Аггей: «Во второй год царя Дария, в шестой месяц, в первый день месяца, было слово Господне через Аггея пророка к Зоровавелю…» (Агг., 1: 1) и Захария: «В восьмом месяце, во второй год Дария, было слово Господне к Захарии, сыну Варахиину, сыну Аддову, пророку…» (Зах., 1: 1).

Обратите внимание на скрупулезность евангелиста, определяющего хронологически начало проповедей Иоанна. После проведенной проверки все оказалось точным: во время правления Понтия Пилата в Иудее тетрархом в Галилее был Ирод Антипа, сын Ирода Великого, его сводный брат Ирод Филипп — в Итурее и в Трахонитской области, провинциях Северо-Востока и Востока, первосвященником был Иосиф Каиафа вместе со своим тестем Анной, предыдущим первосвященником, все, вплоть до нахождения в должности тетрарха мелкого князька Лисания из ливанской семьи. Его Лука упоминает в связи с близостью Абилены к римской провинции Сирия, откуда родом был он сам.

Но что подразумевается под пятнадцатым годом правления Тиберия? Должны ли мы отсчитывать от начала его привлечения к управлению империей (в тринадцатом году) или от его прихода к власти после смерти Августа, его приемного отца (в следующем, четырнадцатом году)? Историки спорят об этом. В начале XX в. выпускник Национальной школы хартий Артур Лот показал, что латинские историки, еврейско-римский историк Иосиф Флавий, первые Отцы Церкви, общественные надписи, нумизматика, в том числе сирийские монеты, отчеканенные в Антиохии, столице римского Востока, — все они датируют начало царствования Тиберия по времени смерти его приемного отца Августа. Если последний отошел в мир иной 19 августа 767 г. по эре Варрона[6], то есть в 14 г. н. э., то пятнадцатый год правления Тиберия длился с 19 августа 28 г. по 18 августа 29 г. н. э.

Какой странный персонаж этот Иоанн! Он носит своеобразный наряд, который защищает его от перепада температур в краю, где дневная и ночная температуры сильно различаются: тунику из верблюжьей шерсти и кожаный пояс. Это описание напоминает описание Илии («человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим» (4 Цар., 1:8). Таким образом его представляют художники на протяжении веков. Сначала он появляется в области Иерея[7], в южной части Иордании на восточном берегу. В память о лишениях, понесенных народом Исхода, когда тот шел к Земле обетованной, он удалился в пустыню, где бродят дикие звери: антилопы, газели, волки, гиены… Посреди этих унылых холмов, где нет ни деревьев, ни кустов, он живет аскетом, не ест хлеба, не пьет вина и других полученных брожением напитков, питается исключительно диким медом, отложенным пчелами в тенистые трещины скал, и жирными желтыми саранчами, которых жарит на огне. Тишина! Все время тишина, которую нарушало только скрипучее карканье нескольких тощих ворон. Вскоре он чувствует новое призвание и становится из отшельника пророком. Похудевший, загоревший на солнце, он покидает раскаленные камни пустыни ради камышей Иордана. Толпы стекаются на его призыв. Они ищут вождя. Вполне вероятно, что это происходит осенью или в начале зимы 28 г. н. э., потому что летний зной таким мероприятиям препятствует.

Был ли он назиром, одним из тех благочестивых евреев, которые, как сказано в Числах, чтобы жить в благодати и чистоте, брали на себя обет придерживаться вегетарианской диеты (кузнечики мясом не считались, если верить Мишне[8])? Известно, что Самсон, герой, обладавший легендарной силой, был одним из них. Назиры отращивали бороды и волосы. Поступал ли так же Иоанн, исполнившийся «Духа Святаго еще от чрева матери своей» (Лк., 1: 15)? Об этом Иосиф Флавий говорит в одном абзаце своей «Иудейской войны», в ее «старославянской» версии: «Был тогда человек, ходивший по Иудее в странных одеждах из звериных шкур, облегавших тело в местах, где его не покрывали собственные волосы, и лицом похожий на дикаря» (Иосиф Флавий. Иудейская война. II, 2).

Подобно древним пророкам — Илии, Амосу, Осии, Иеремии или Исаии — этот харизматичный человек, которому были близки эсхатологические[9] идеи, объявляет, что гнев Небес скоро постигнет нечестивый народ Израиля и уничтожит его. «Уже и секира при корне дерев лежит». Всякое дерево, «не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф., 3: 10). В его видении будущего нет ничего увлекательного. Иоанн не возвещает никакой «благой вести», не обещает всем спасения. Его резкие замечания суровы, чрезвычайно суровы. Бог будет отделять зерна от плевел. «Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым» (Мф., 3: 12). Образ весьма выразительный для его слушателей. Когда тяжелые снопы раскладываются на гумне, там их давят и растирают копыта быков, а корзинщики веют хлеб — бросают на ветер вместе солому и зерно. Солома будет собрана, чтобы исчезнуть в огне, а зерно бережно хранится как запас в амбаре. Так будет со злыми и добрыми в Судный день.

Солома окажется в печи, а хорошие колосья Израиля будут сложены в небесные житницы.

С какой неистовой силой, в каком грозном тоне, с какой оскорбительной ожесточенностью отчаянно обрушивается он на своих сограждан, особенно на членов двух основных религиозных групп или «партий» своего времени, фарисеев и саддукеев, которые пришли на берег реки посмотреть на него — больше из любопытства, чем ради покаяния: он считает их «чернью» или «порождением ехидны», то есть потомками Каина, рожденного, в соответствии с эзотерической еврейской традицией, от союза Евы и змея. Одно из самых худших оскорблений для еврея из всех возможных! Он хочет пробудить своих единоверцев от духовной летаргии, смутить их совесть. Нет, недостаточно всем вместе прятаться за соблюдением обрядов чистоты, установленных Законом, мало бояться неумолимого Страшного суда, мало прийти к нему, чтобы спастись! Ничто подобное не может сохранить их от неугасимого огня, который он возвещает, и их принадлежность к избранному народу не является гарантией спасения. Остерегайтесь застывших идей, не верьте мнимой безопасности, которую дает безоговорочный союз Завета! Избранность больше не принадлежит лишь одному народу — детям Израиля по плоти и крови: «ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф., 3: 9). Только на иврите в этой фразе есть игра слов, основанная на сходстве их звучания: min ha-abanîm ha-elleh banîm.