Может быть, это и в самом деле западня, рассуждал Люк, грызя пальцы. Но пока что непонятно, в чем тут дело. А как было бы здорово, просто замечательно хоть один раз поспать под крышей, с наполненным желудком. Он лег, мысленно оправдываясь, что только проверяет, удобно ли здесь. Его глаза тотчас же закрылись, утомленные колеблющимся светом свечей.

Спина все еще болела, поэтому он перевернулся на бок. Но перед тем, как опять закрыть глаза, мальчик прикинул, как далеко от него до двери – на случай, если отсюда придется быстро сматываться.

Он сможет убежать и утром, сказал себе Люк. Никто не заставит его остаться. Никто больше не сможет заставить его делать то, что он не хочет.

С этой мыслью он заснул. Он не слышал, как вернулся Макс с чистой простыней и подушкой. Не почувствовал, как фокусник стянул с него ботинки и поставил рядом с кушеткой. Он даже ничего не пробормотал, не повернулся, когда тот приподнял его голову и ласково уложил на подушку с льняной наволочкой, слабо пахнущей сиренью.

– Я знаю, откуда ты пришел, – пробормотал Макс. – Интересно, что ждет тебя дальше?

Еще мгновенье он смотрел на спящего мальчика; крепкие лицевые кости, интуитивно сжатая в кулачок ручонка, мерно вздымающаяся хилая, как при крайнем истощении, грудь.

Он оставил Люка спать и пошел в теплые объятия ждущей его Лили.

Люк просыпался постепенно. Вначале он услышал щебетанье птиц на улице, потом почувствовал солнечное тепло на своем лице. В полусне ему казалось, что солнечные лучи – золотые, тягучие и сладкие, как мед. После этого он учуял запах кофе и удивился: где же я?

Только тогда он открыл глаза, увидел девчонку и все вспомнил.

Она стояла между круглым столиком и кушеткой, на которой он раскинулся. Поджав губы и откинув голову немного назад, она смотрела на него. Ее глаза были блестящими и любопытными – но отнюдь не дружелюбными.

Он заметил, что ее переносицу украшала россыпь мелких веснушек. Накануне он их не видел – ни когда она выступала, ни позднее, в полумраке свечей.

Люк посмотрел девчонке в глаза так же настороженно, как и она сама, и медленно ощупал языком зубы. Его зубная щетка осталась в холщевом рюкзачке, который он спер в «Кей-Марте», и все это было спрятано где-то в кустах рядом с ярмаркой. Люк очень заботился о своих зубах и привык чистить их ежедневно. Это было прямым следствием его панического страха перед дантистами, особенно перед тем, к которому однажды его отвела мать еще три года назад. Он до сих пор помнил его вонючее от джина дыхание и покрытые черными жесткими волосами пальцы.

Ему хотелось почистить зубы, проглотить залпом горячего кофе и остаться одному.

– Черт побери, на что ты смотришь?

– На тебя, – она как раз собиралась толкнуть его и была несколько разочарована, что он проснулся до того, как она успела это сделать. – Ты тощий. Лили сказала, что у тебя красивое лицо, но мне кажется, что оно просто злое.

Он почувствовал волну неприязни и еще удивления, что сногсшибательная Лили назвала его красивым. Насчет самой Роксаны у него уже не было никаких сомнений. Его отчим назвал бы эту девчонку «сукой класса А». Конечно же, Люк не мог припомнить ни единой женщины, которую Аль Кобб не счел бы сукой того или иного класса.

– А ты тощая и уродливая. Вот, получи.

– Я здесь живу, – самоуверенно напомнила она. – И если ты мне не понравишься, я попрошу папу, чтобы он тебя выгнал.

– А мне насрать.

– Фу, так нельзя выражаться, – она чопорно фыркнула, изображая из себя настоящую леди. По крайней мере, ей самой так казалось.

– Да нет, – может, если он оскорбит ее ангельские ушки, она уберется отсюда? – Мне до х… – вот как нельзя выражаться.

– Да? – заинтересовавшись, она наклонилась ниже. – А что значит «до х…»?

– Боже! – он протер ладонями глаза и сел. – Ты уберешься с моих глаз или нет?

– Я-то знаю, как быть вежливой, – если она и в самом деле будет вежливой, подумала Роксана, то может быть, ей удастся узнать, что значит это новое слово. – Я здесь хозяйка, поэтому сейчас дам тебе чашку кофе. Я его уже сварила.

– Ты? – ему не понравилось, что он не услышал, как она здесь возилась.

– Это моя работа, – она важно двинулась к плите. – Папа и Лили долго спят по утрам, а я не люблю долго спать. Я вообще сплю очень мало. С самого детства. Это метаболизм, – объяснила она, смакуя каждое слово, которому ее научил отец.

– А. Правильно, – он наблюдал, как она наливает кофе в китайскую чашку. Наверняка дрянь на вкус, подумал Люк и с нетерпением дожидался, когда он сможет это ей заявить.

– Сливок и сахара? – она пропела эти слова, как доброжелательная стюардесса.

– Побольше и того, и другого.

Так она и сделала, а потом, от старания высунув кончик языка, перенесла наполненную до краев чашку на столик. – Потом, на завтрак, ты сможешь выпить еще апельсинового сока. – Хоть этот мальчишка не особенно ей нравился, зато Роксана получала удовольствие от игры в гостеприимную хозяйку и представляла сама себя в одном из длинных шелковых платьев Лили и на каблучках. – Я сделаю сок по своему рецепту.

– Отлично, – Люк приготовился было скривиться от первого же глотка, и был удивлен, когда кофе оказался просто замечательным. Он был немного сладковат, даже для его запросов, но никогда в жизни мальчик не пробовал кофе вкуснее. – Очень вкусно, – пробормотал он, а Роксана тотчас же одарила его быстрой, совершенно женской улыбкой.

– У меня особый талант варить кофе. Все так говорят, – теперь она бойко засунула ломтики хлеба в тостер, потом открыла холодильник. – А почему ты не живешь вместе с твоими мамой и папой?

– Потому что не хочу.

– Но ты же должен, – настаивала она, – даже если не хочешь.

– Черта с два я должен. К тому же, у меня нет отца.

– А-а, – она сжала губы. Хоть ей было всего восемь лет, она уже знала, что такие вещи случаются. Сама Роксана потеряла свою мать так давно, что даже не помнила ее. Лили идеально заполнила образовавшийся пробел, так что эта ранняя потеря не тревожила девочку. Но мысль, что можно жить без отца, всегда огорчала и пугала ее: – Он заболел или попал в аварию?

– Не знаю, и мне наплевать. Хватит об этом.

В любой другой ситуации от резкого тона у нее испортилось бы настроение. Но сейчас она даже почувствовала какую-то симпатию.

– А что тебе больше всего понравилось в представлении?

– Не знаю. Карточные фокусы были потрясные.

– Я тоже знаю один фокус. Могу тебе показать, – она аккуратно налила сок в высокие хрустальные стаканы, – после завтрака. Теперь пойди вон туда в ванную и помой руки, потому что все уже почти готово.

Ему гораздо больше хотелось опорожнить свой мочевой пузырь, поэтому он пошел туда, куда она показывала рукой, и за красным занавесом обнаружил небольшую ванную с туалетом. Там пахло женщиной – но это не был тяжелый назойливый запах, который временами словно шлейф тянулся за его матерью, а сладкие, дорогие дамские ароматы.