Контрапункт всегда звучит выигрышно, я в этом совершенно убежден. Для меня, чтобы я ни писал, он всегда был фундаментален. По-моему даже самая простая полифония значительно обогощает композицию. Если говорить абстрактно, то есть вне контекста гармонии, тембра, оттенков, – полифония каждый раз придает композиции богатство и способствует качеству музыки.

– Такого же убеждения придерживается Лучано Берио. Как ты пришел к такой мысли, ведь в ней есть своеобразный «просветительский» оттенок, а ты все время повторяешь, что не стремишься к роли учителя?

– Я просто так чувствовал. То была внутренняя потребность, которая постепенно росла во мне как в личном, так и в профессиональном плане. Все случилось совершенно само собой. Если уж говорить откровенно, видимо, я исходил из собственного эгоизма. И лишь затем он привел меня к рефлексии. Не знаю, но только все это – последствия той самой «двойной эстетики», о которой мы с тобой уже говорили.

– Технический прогресс и эволюция дискографии и кинематографа фундаментальны для трансляции твоего послания публике и поисков в профессиональной сфере. Невольно ты создал новую культурную модель, на которую опираются молодые композиторы, стал автором собственного стиля, суть которого – проложить коммуникативный мост между сложным и популярным, от чего до тебя многие композиторы категорически отказывались.

– Мне очень странно слышать определение «морриконианский стиль»…

Могу только еще раз повторить, что я прекрасно натренировался на аранжировках, наверное, только это и научило меня писать музыку к фильмам. Я мог делать то, что считал нужным, мог предлагать простые или сложные инструментальные решения, мог использовать шумы и посторонние звуки, находить необычные или самые банальные варианты, но все это я делал в полной гармонии с исполнителем и заказчиком, так что иной раз мне даже приходилось «править» и инструментировать элементарную мелодию.

Затем я перенес этот опыт в кинематограф. Мне нужно было считаться с восприятием среднего зрителя, привыкшего к тому, что песни звучат в тональной гармонии, и в то же время отвоевывать собственное пространство для продвижения своих идеалов и внутреннего поиска.

Быть может, подобный подход и усложнил мою личную практику, но зато мою музыку мог воспринимать любой зритель, несмотря на степень культурной подготовки.

Я подходил к кинематографу с мыслью, что мне необходимо отстраниться от композиторской профессии. Как-то раз Вальтер Бранки сказал: «Ты пишешь саундтреки, похожие на песни, но на самом деле никакие это не песни».

Отступая от темы

Перемены в мире кинематографа

– Тебя характерны упорство и постоянство. Эти качества толкают тебя как к переменам, так и к определенной замкнутости на себе: ты всегда разный и всегда один и тот же. Я уже многое про тебя понял, а что ты скажешь насчет кинематографа и музыкальной индустрии, сильно ли они изменились за годы твоей работы? Ты считаешь, что они эволюционировали, деградировали или топчатся на месте?

– Музыка и киноиндустрия идут вперед. Верным путем или нет, не мне судить. У меня есть свои предпочтения. Мне кажется, что поиски и трансформация американского кино ведут в сторону театрализованности и спецэффектов. И это приносит плоды, однако в смысле музыкальных решений идет постоянное переживывание одной и той же жвачки. В общем, движение направлено в сторону больших продаж.

В Италии снимают все меньше фильмов, и это очень печально. Всего за несколько лет производстство упало до рекордно низких цифр, киноиндустрия потерпела крах. Зато телевидение развивается, что, как мы уже отметили, по разным причинам изменило киноязык.

– Как думаешь, мир прикладной музыки все еще может служить «храмом» для композитора, желающего смотреть в будущее из настоящего и не отказываться от музыкальных экспериментов?

– Сложно сказать. Думаю, что тот, кто захочет состязаться с настоящим, сможет найти себя и в кинематографе: сегодняшние ленты многое говорят о нас и нашем обществе, пусть иной раз и противоречиво. Мы ведь уже пришли к выводу, что кино меняется, и не потому, что продюсеры обеднели, а телевидение и интернет захватили всех зрителей. По-моему, дело в недостатке смелости, а не в экономических причинах. Сегодня деньги играют важную роль и влияют на все и всех. Когда-то я мог позволить себе эксперименты и очень спорные решения, потому что в то время была творческая атмосфера, было желание создавать новое, даже когда на это не было средств. Сегодня все ищут легких путей, мало кто хочет сделать что-то настоящее. Кроме того, во всех областях работает все больше дилетантов. Вокруг полно композиторов-дилетантов и исполнителей-дилетантов: их море, и они готовы трудиться бесплатно, лишь бы засветиться, и довольствуются тем, что получают с авторских прав.

Несколько лет назад я был вынужден отказаться работать с Негрином, потому что RAI сообщили мне такие смешные цифры бюджета, что согласиться было попросту невозможно. На такие деньги нельзя даже сделать запись и оплатить оркестр, не говоря уже о моем собственном гонораре!

Режиссер оказался слишком слаб и не смог настоять на своем и надавить на продюсера, а мне сказал: «Эннио, расслабься, возьмем то, что ты написал для меня в старые времена, и вставим». Так мы и сделали, и надо сказать, что Негрин выбрал отличные композиции.

Такая ситуация характерна не только для музыкальной сферы. Рынок труда породил целую массу непрофессионалов, готовых отдаваться за копейки, лишь бы работать.

Еще бывает, что режиссеры используют синтезатор. Со стороны кажется, что звучит оркестр, но на самом деле все сделано на компьютере. И некоторые зрители даже не замечают разницы.

Таким образом возникает еще одна проблема: оркестрантам не хотят платить, работы очень мало, и многие коллективы распадаются. Быть может, это и приведет к эволюции, кто знает? Поживем – увидим.

– С каким оркестром ты чаще всего сотрудничаешь?

– С музыкальным объединением Рима. Именно там трудятся лучшие исполнители, имеющий опыт в области прикладной музыки и работы в студии звукозаписи. Для такой работы нужен особый опыт.

В последнее время я часто обращаюсь к оркестру «Римская симфониетта», с ними я даже совершил мировое турне. Именно в нем играют мои любимые солисты: Винченцо Рестучча, Нанни Чивитенга, Рокко Дзифарелли, Джильда Бутта, Сузанна Ригаччи и многие другие…

Тембр, звук и солирующие инструменты

– Говоря о солирующих инструменах: я тут вспомнил, что ты как-то сказал, что выбираешь тембр исходя из того, какой из инструментов тебе нужен.

Например, в фильме «Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений», гитара и мандолина – это народные инструменты, а расстроенное фортепиано, кажется, привезли прямо с улицы. Это типичный салонный инструмент в маленьких забытых богом городках.

Звуки пресса в треке к фильму «Рабочий класс идет в рай» вызывают ассоциации с безвыходностью для