Впрочем, все это уже не имело значения. Дом, тупые родители, учителя, множество банок с его игрушками в разных стадиях разложения, закопанные на заднем дворе. Все это – его прежняя жизнь, его глупая, незапоминающаяся жизнь.

Он станет отличным папочкой.

Лучшим.

* * *

Из показаний, данных под присягой Строптивцем Брюэром Федеральному Следственному комитету в связи с событиями, произошедшими на острове Фальстаф, Остров Принца Эдуарда:

В.: Пожалуйста, назовите свое имя и звание, сэр.

О.: Строптивец Брюэр, адмирал Военно-морского флота Канады.

В.: Строптивец?

О.: Я всегда говорю людям, что у моей матери, должно быть, имелось какое-то предчувствие на мой счет.

В.: Весьма дальновидно с ее стороны. Адмирал, когда вы узнали о событиях, происходящих на острове Фальстаф?

О.: Около трех ноль-ноль. Не могу вспомнить точное время на дисплее часов возле кровати. Однако звонок отслеживался, так что мы можем получить эту информацию, если потребуется.

В.: Что вам сказали?

О.: Что произошла утечка неспецифической инфекции неизвестного поражающего действия.

В.: Вы знали о природе этой инфекции?

О.: В то время нет.

В.: Совершенно не имели понятия?

О.: Не утруждайте себя повторами вопросов, друг мой. Ответ останется неизменным.

В.: Я всего лишь пытаюсь прояснить для суда некоторые моменты, адмирал. Каков ваш опыт в распространении или нейтрализации заражения, если таковой имеется?

О.: Если бы у меня не было опыта, думаю, что мой телефон не разрывался бы посреди ночи. Еще в 2002 году я возглавлял мероприятия по сдерживанию вспышки атипичной пневмонии в Торонто.

В.: Насколько я помню, во время той вспышки погибло сорок четыре человека.

О.: Могло быть гораздо больше. Тогда было мое первое «родео».

В.: И все, что вы знали об инфекции в Норд-Пойнте, это…

О.: Я приземлился со всей имеющейся на тот момент информацией. У нас имелся один случай заражения…

В.: Должно быть, это Том Пэджетт.

О.: Совершенно верно, подопытная свинка. Тифозный Том. Имелась стандартная рабочая процедура: изоляция территории, удержание всех жителей, определение зоны поражения. Никого не впускать и, самое главное, никого не выпускать. Вот как мы ведем дела с айсбергами.

В.: Айсбергами?

О.: Так среди своих называются подобные угрозы. Мы видим только десять процентов айсберга. Остальные девяносто находятся под водой. Поэтому, когда появляется не до конца установленная, но в потенциале огромная угроза, мы называем ее айсбергом.

В.: И удержание было жизненно необходимо?

О.: Как всегда, и даже больше в этом случае. Поступила информация, что мы можем столкнуться с трехуровневым вирусом – заражающим через переносчика, через воду и воздушно-капельным путем. Ужасная тройка.

В.: Какие приказы вы получили?

О.: Как правило, я не получаю приказы. Моя обязанность – раздавать их всем подряд.

В.: Тогда каков же был ваш план действий?

О.: Он был полномасштабный. Тотальное подавление. Карантин острова и всех форм жизни на нем. Ничто не прибывает и не убывает. Мне пришлось принять весьма серьезные меры.

В.: Например?

О.: Во-первых, мы ничего не могли поделать с детьми. Да, жестко, тут двух мнений быть не может. Но мы не могли рисковать.

В.: Что-нибудь еще?

О.: Как я и сказал, ничто не прибывало и не убывало. Если с острова взлетала чайка и пыталась долететь до земли, я приказывал снайперу-разведчику сбивать ее в небе. И отдавал распоряжение солдатам в защитных костюмах выловить ее тело из воды. После того как остров был зачищен, я приказал сбросить четыре миллиона галлонов «Анотек-Блю» в прибрежные воды. Мы называем это вещество «голубая смерть» – оно убивает всех без разбора. Морских животных, растения, планктон, простейших. Яйцеголовые в ЦКЗ сказали мне, что я должен сделать еще один проход, просто для надежности. Нескольким «зеленым» из-за этого пришлось выжимать свои панталоны. Мы и остров сровняли с землей. Четырьмя ударами напалма – вы знаете, как трудно найти напалм? Я приказал сделать остров Фальстаф биологически стерильным, ни одного живого существа на нем не оставить. Возможно, там все еще плавает несколько амеб. Я постоянно поражаюсь упорству всего живого на этой планете. Но если что-то там и осталось, то не из-за отсутствия упорства с моей стороны.

* * *

МАКСУ СНИЛСЯ СОН.

Он у отца в морге. У них нет другой возможности увидеться в ближайшие дни. Люди в Норд-Пойнте умирают не так уж и часто, зато они любят охотиться и ловить рыбу, а это значит, что у отца копятся заказы на чучела. Такова природа таксидермии: натягиваешь мертвых животных на основу, пока они не начали разлагаться. И тут главное – время. Конечно, то же самое относится и к человеческому телу.

Отец работает в отделанной белым кафелем комнате в подвале городского суда. В воздухе стоит резкий запах древесного угля из воздухоочистителя, который гудит в углу. Полки и светильники сделаны из нержавеющей стали. В центре комнаты возвышается огромный стальной стол.

Макс наблюдает за работой отца. На том длинный белый халат – из тех, какие носят фармацевты, – и фартук из черной вулканизированной резины. Работая, отец насвистывает. Сегодня он исполняет «Старую серую кобылу».

«Старая серая кобыла, она уже не та, что прежде, не та, что прежде…»

На столе лежит тело женщины. Она умерла в очень преклонном возрасте. Бедра прикрыты белой простыней, а сверху все обнажено. Груди женщины длинные и похожие на трубы. Пустые глазницы высохли, точно две половинки кабачка с вырезанной сердцевиной, на пару дней забытые на столе.

Стоя спиной к Максу, отец берет в руки глазную присоску.

– Дело в том, – произносит он странным монотонным голосом, – что после смерти глазные яблоки всасываются в голову. Ты знал об этом, Макси?

Отец никогда не зовет его Макси.

Большим пальцем отец вставляет присоску в глазницу женщины. Крошечные зубцы цепляются за глазное яблоко. Он тянет. Глаз возвращается на место с тем же звуком, с каким ботинок вытаскивают из грязи.

– Так-то лучше…

Отец снова принимается насвистывать. Звук хриплый, похожий на шипение, словно он выходит из какого-то совершенно другого рта. Страх бьет Макса в живот.

Отец оборачивается. Голова у него вытянутая и плоская как блин. Максу даже кажется сначала, что ее расплющило невероятным давлением. Она выступает вверх и заворачивается, как лепесток лотоса.